Итак, вас публично опозорили. Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей - Джон Ронсон Страница 5

В ответе Джоны звучали нотки удивления. Майкл что, все еще планирует что-то писать на эту тему? Потому что ему казалось, что Майкл не собирается больше работать над этой публикацией.

Майкл скептически потряс головой, пересказывая мне эту часть истории. Джона явно убедил себя, что умаслил Майкла и отговорил его проводить какое-либо расследование. Но нет.

– Плохие лжецы вечно думают, что отлично справляются, – сказал мне Майкл. – Они пребывают в постоянной уверенности, что останутся в выигрыше.

«Я разговаривал с Джеффом Розеном», – сказал Майкл Джоне.

И в этот момент, по словам Майкла, Джона слетел с катушек.

– Он просто сорвался. Я такого никогда не видел.

Джона начал постоянно названивать Майклу, умоляя его не публиковать эту историю. Иногда Майкл переключал свой телефон на беззвучный режим. А когда снова брал его в руки, обнаруживал столько пропущенных звонков от Джоны, что делал скриншот экрана – в противном случае ему бы никто не поверил.

Я спросил Майкла, в какой момент это все перестает быть смешным.

– Когда твоя жертва начинает паниковать, – ответил он. Затем сделал паузу. – Такое ощущение, словно ты охотишься где-то в лесах и думаешь: «Вау, это так классно!» А потом пристреливаешь животное, и оно лежит на земле в судорогах и ждет, когда ты его добьешь, а ты такой: «Я не хочу быть человеком, который это сделает. Это просто ужасно, черт возьми».

Затем Майклу позвонил агент Джоны, Эндрю Вайли. Он представлял не только интересы Джона, но также Боба Дилана, и Салмана Рушди, и Дэвида Боуи, и Дэвида Бирна, и Дэвида Рокфеллера, и В.С. Найпола, и «Вэнити фэйр», и Мартина Эмиса, и Билла Гейтса, и короля Иордании Абдаллу II, и Альберта Гора. Ладно, на самом деле, Эндрю Вайли не звонил Майклу.

– Он связался с человеком, который связался со мной и сказал перезвонить ему, – сказал Майкл. – Какой-то «Шпион, выйди вон». Он считается самым влиятельным литературным агентом в Соединенных Штатах, а я сопляк, я никто. И я перезвонил ему. Изложил дело. Он сказал: «Если ты это опубликуешь, то разрушишь жизнь парня. Думаешь, это стоит того, чтобы разрушить жизнь парня?»

– И что вы ответили? – спросил я.

– Я сказал, что обдумаю это, – ответил Майкл. – Думаю, Эндрю Вайли мультимиллионер, потому что он жутко проницательный. Потому что мне позвонил Джона и сказал: «Эндрю Вайли говорит, что ты начнешь действовать и опубликуешь эту историю».

В тот последний день – воскресенье, 29 июля – Майкл шел по Флэтбуш-авеню и кричал на Джону в телефонную трубку.

– «Нужно, чтобы ты сказал это под запись. Это нужно сделать, Джона. Нужно признаться». Мои руки дергались, как одержимые. Я был так зол, так раздосадован. Сколько же времени прошло впустую. Сколько лжи. А он продолжал ломаться.

Наконец что-то в голосе Джоны подсказало Майклу, что это вот-вот случится.

– Я забежал в ближайший киоск, купил какой-то дурацкий блокнот «Хеллоу Китти» и ручку, и за двадцать пять секунд он сказал: «Я запаниковал. И мне очень жаль, что я солгал». И все, – сказал Майкл. – Дело было сделано.

Двадцать шесть дней – и Майклу понадобилось сорок минут, чтобы написать статью. Так и не поняв, как зарабатывать на журналистике, он согласился отдать свою сенсацию маленькому еврейскому журналу «Тэблет». Поняв, как им повезло, «Тэблет» заплатил Майклу в четыре раза больше своей обычной ставки, но даже эта сумма была не слишком выдающейся – 2200 долларов, и это все, что он получил от всей этой истории.

Сорок минут, чтобы написать то, что потребовало выкуривания девяти пачек сигарет.

– Раз уж на то пошло, Джона Лерер чуть не убил меня, я скурил столько чертовых сигарет на пожарной лестнице дома. Вечно курил, курил, курил. Когда у тебя есть возможность нажать «Отправить» и этим значительно повлиять на остаток жизни человека. А телефон все звонил, и звонил, и звонил, и звонил. Той воскресной ночью число пропущенных звонков от Джоны перевалило за двадцать. Двадцать четыре пропущенных, двадцать пять пропущенных. Я никогда не видел людей в таком состоянии.

– Он все продолжал звонить, – добавила Джоанна. – Очень печально. Не понимаю, с чего он взял, что вот это названивание – хорошая идея.

– Это была худшая ночь в его жизни, – сказал я.

– Да, да, конечно, – сказал Майкл.

В конце концов он ответил на звонок.

– Я сказал: «Джона, пора перестать звонить мне. Это уже граничит с харассментом». У меня было такое чувство, словно я отговариваю его от чего-то непоправимого. Я сказал: «Пообещай, что не будешь творить никаких глупостей». Паника дошла уже и до этого уровня. До такой степени, что я было подумал: а может, стоит отступить? Он все твердил: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» – как детская игрушка, которая уже разваливается на части, протяжно гудит, разряжается. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Майкл спросил меня, был ли я когда-нибудь в аналогичной позиции. Доходила ли до меня хоть раз некая информация, публикация которой могла уничтожить человека? В буквальном смысле уничтожить.

Я задумался на пару минут.

– Уничтожить кого-то? – переспросил я. Сделал паузу. – Нет, я так не думаю. Не уверен.

– Никогда этого не делайте, – сказал он.

Он сказал, что всерьез думал не нажимать на «Отправить» той ночью. У Джоны была маленькая дочь – того же возраста, что малышка самого Майкла. Майкл сказал, что не строил никаких иллюзий на этот счет. Он понимал, что после этого произойдет с жизнью Джоны:

– Что будет, если мы облажаемся? Мы не просто потеряем работу. Мы потеряем свое призвание.

Майкл вспомнил об экс-журналистах вроде Стивена Гласса из «Нью рипаблик». Гласс был автором нашумевшей в 1998 году статьи под названием «Хакерский рай» о пятнадцатилетнем школьнике, которому предложила работу компания, чьи программы он взламывал. Гласс писал так, словно был мухой на стене одного из офисов компании – Джакт Майкроникс, – пока подросток предъявлял свои требования: