Memento. Книга перехода - Владимир Леви Страница 48

Обратим внимание: панически боялась смерти, пока не родила. После рождения этот естественный страх обрел свои естественные границы, перестал за них вылезать. Рождение ребенка – вступление в вечность, передача эстафеты бессмертия. И не обязательно рождение своего ребенка, а любое приобщение к детству, любое участие в становлении новой жизни. Биологически бездетные усыновители тоже перестают бояться смерти панически, боятся – парадоксально можно сказать, – спокойно. Даже усыновители щенят или котят. Маленькое развивающееся существо – комочек Всебытия, лучи его греют душу.

* * *

Алена, ваш Никитка проходит обычную стадию знакомства с реальностью, которая включает в себя и реальность смерти.

Смертность как свойство жизни, как принадлежность жизни, и своей тоже… да, когда-то и мы с вами столкнулись с этим впервые… На эту тему я кое-что писал в «Нестандартном ребенке» и других книгах, в статьях и рассылках, но сколько ни напишешь, все будет мало. Немудрено: все силы разума и души человеческой с тех незапамятных пор, как человечество начало себя сознавать, бьются, как волны о берег, об эту мучительную данность – непостижимую тайну предела бытия, всепреходящести, тайну вечной невечности.

Сколько ни напридумано вер в жизнь бесконечную, версий возможного бессмертия – и переселение душ (реинкарнация), и царствие загробное с его разными небесными, подземными и еще какими-то помещениями, и переход бытийственной информации в антимир и обратно, и возврат времен в циклах пульсирующей вселенной, и перспективы клонирования, и заморозка, и прочая-прочая, – все в лучшем случае боль смягчает, но утолить не может; все если и достаточно обнадеживает, то недостаточно убеждает, все прогоняет или отодвигает ужас небытия, а он лезет обратно, лезет отчаянно.

Со всеобщей смертной обреченностью, с приговоренностью – давайте для простоты и доступности назовем ее, что ли, Скелетом – каждый родившийся встречается в одиночку, голеньким и беспомощным, бесконечно глупым. Травма первой встречи просыпающегося сознания со Скелетом для нормально развивающегося ребенка практически неизбежна. Разные дети переживают ее по-разному, одни раньше, другие позже, одни острее, другие мягче.

И все или почти все – раньше или позже, легче или труднее – находят какой-то способ внутренней защиты. Некий шкаф, куда этот самый Скелет более или менее благополучно запихивается. До поры – до времени.

Все человеческие состояния (и не только детские), когда Скелет оказывается вне шкафа (или человек сам в свой же скелетный шкаф залазит, так тоже часто бывает), я называю С-кризисами – кризисами сознания смертности. Таких кризисов, в разных масштабах, каждый в жизни переживает, по моим прикидкам, самое меньшее, три, а чаще пять-семь. Обычно именно из-за своей мучительности С-кризисы быстро и благополучно минуют; более того – помогают подвижкам в развитии, продвижению к душевной зрелости. Но некоторые застревают в них надолго и нуждаются в помощи.

У вашего Никиты первый С-кризис протекает в довольно острой форме, граничащей с депрессией, – это, замечу, признак незаурядности мальчика, его мощной эмоциональности и потенциальной силы ума.

Сразу произнесу ключевое слово, содержащее в себе всю возможную от вас помощь ребенку. Оно вот: вера. По минимуму – верьте хотя бы лишь в то, что он справится, справится сам. Верьте, что боль С-кризиса скоро смягчится, а затем и пройдет, минует – найдется какой-то шкаф для Скелета, как и у нас с вами, как у наших родителей, как у дедушек, бабушек… Жизнь должна продолжаться и наполняться жизнью. Если бы предки наши и мы вслед за ними не помещали свои Скелеты в шкафы – каждый в свой – нас с вами не было бы вообще!

Чем убежденнее сами вы поверите в преходящесть С-кризиса, тем быстрее он и пройдет у ребенка, тем быстрей отыщется или построится шкаф…