На стороне ребенка - Франсуаза Дольто Страница 46

Коллективные мифы живучи. Каждый чувствует свою собственную ответственность и нащупывает свой путь поиска.

Религия, которую теперь гораздо больше толкуют в символическом смысле, уже не воспринимается в смысле буквальном – как когда-то; она перестала быть государственной, ее больше не эксплуатирует политика, чтобы подчинить людей или оправдать неравенство. В странах, где единственная партия не подменила собой Римскую церковь и человек толпы не подвергается манипуляциям, каждый гражданин как бы встает сам на свою защиту, возвращается к своему «я». Но феномен обезличивания сопровождается нормализацией всей коллективной жизни в целом. По сути, парадокс заключается в том, что в ходе эволюции современного общества человек вынужден как можно скорее обрести независимость – это насущная, жизненная необходимость, иначе ему не выпутаться, не выжить – но на деле все ему в этом препятствует.

Возможность свободного поиска своего пути все больше сокращается. Если чье-либо поведение мало-мальски отмечено инициативой, воображением – его немедленно пресекают: «Нет, нет, тебе вот сюда… Вот так… Не ищи своего пути, вот он».

Молодые находятся во власти отчаяния, полной безнадежности – на это больно смотреть. Я бы предположила, что это скорее парижское явление, свойственное большим городам. Но нет, французская провинция переживает то же отчаяние; в Орийяке, например, я слушала лицеистов выпускного класса, студентов-второкурсников, изучающих психологию, медсестер, бакалавра-первокурсника из киношколы, молодого преподавателя математики. Прежде всего их не интересует политика, что само по себе удивительно. Экология, природа тоже интересуют их очень мало. Они не желают принимать наркотики, зато пьют, что, в сущности, то же самое. Готовиться к жизни? Чего-то добиваться в жизни? «Зачем? Все равно ничего нельзя сделать». И все говорят: «Мы идем в никуда». Может быть, лицеисты хотя бы ощущают себя гребцами, прикованными к одной галере? – «Даже этого нет. Никто ни с кем не общается». – «Но у вас есть в классе приятели?» – «Совсем нет! Какие там приятели! Вот родители рассказывают, что они в школе развлекались, как хотели… А у нас никакого шума нет, вообще не бывает, ни на занятиях, нигде. Отсидеть на лекциях – и скорее домой, где тебя никто не тронет… Уж какой там интерес к занятиям…» Лицеистка: «Я хочу закончить выпускной класс, для меня это важно; я хожу на занятия, потому что иначе мне бы вывели плохую оценку, но мне кажется, что я теряю время!» И что же, они ничего не имеют против преподавателей? «Люди как люди, ведут свои предметы, нам наплевать, и им тоже…» Вот так! И во всех этих молодых людях, равно как и в их родителях, нет ничего патологического. «Да, такая пошла молодежь, – говорят родители. – Странно все же, раньше этого не было».

Так и живут себе помаленьку: какой-нибудь друг (или подружка), пустословие и потоки громких слов, лишь бы как-нибудь забыться. Все это весьма садо-орально. Это своего рода бегство в примитивные удовольствия, в очень примитивное потребление. Все они страдают булимией ^[117]. Потому что у них нет другого, более подходящего занятия. При этом отсутствии настоящих отношений, настоящей тяги к жизни желание уже не сублимируется. Откуда им черпать тягу к жизни, если они не могут иметь детей – хотя у каждого есть пара. У всех этих молодых имеется друг или подружка, они почти женаты, но именно почти – они не соединены друг с другом в радости и в горе.

У них нет денег, и им немного стыдно, что их до сих пор содержат папа и мама. «Приходится принимать помощь, потому что пока не получишь диплом, не сумеешь зарабатывать сам… Да и с дипломом много ли заработаешь? Семью на это не прокормить».

Они совершенно не достигают цели, и чем дальше, тем больше увязают, потому что преждевременно вступают в половую жизнь, слишком рано начинают вести совместную жизнь, пользуются помощью старших и страдают от этой помощи, учатся, хотя их учение ни к чему не ведет, ничего им не сулит, ничего не гарантирует, и политикой они совершенно не хотят заниматься, считая ее чем-то отжившим. После мая 1981 года ^[118] студенты, голосовавшие за социалистов, говорят: «Ну ладно, попраздновали, но ведь все осталось как было!» В сущности, Миттеран – старый политик, который в меру своих сил управляет кучей дел, превосходящих его разумение. Так они рассуждают. Значит, надеяться не на что. Но еще более непереносимо для них видеть, как их родители изменяют своим убеждениям или просто живут помаленьку изо дня в день, отупляя себя скучной работой и обеспечивая их всем необходимым, хотя они и сами уже обзавелись спутником или спутницей жизни… только такая совместная жизнь ни к чему не ведет: это коллаж… или сексуальная гимнастика.