Хватит ныть. Начни просить - Аманда Палмер Страница 46

Относительные значения беспорядочны, но если к этому беспорядку привыкнуть, то все нормально. Если Бэку нужно увлажнять свои кутикулы трюфельным маслом, чтобы играть на гитаре, то меня совершенно не волнует, что те деньги, которые я ему дала, не пошли на два проигрывателя или микрофон. До того момента, как я получаю искусство, альбом и Бэк не умирают в процессе.

Но это не значит, что наблюдатели прекратят критиковать артистов и их методы в ближайшее время. Вспомнить хотя бы, что Генри Дэвид Торо был назван позером.

Торо досконально описал, как он решил изолировать себя от общества, чтобы жить своими силами в маленькой хижине, которую он сам построил на берегу пруда. Но он опустил в своей книге маленькую деталь, тот факт, что землю, на которой он построил хижину, он одолжил у своего богатого соседа, и что этот сосед Ральф Уолдо Эмерсон постоянно приглашал его на ужин, и что каждое воскресенье мама и сестра Торо приносили ему корзинку свежей выпечки, в том числе пончики'.

Сама идея того, что Торо вдумчиво смотрел на просторы необыкновенного Уолденского пруда, а синешейка [29]

садилась на его изношенный башмак в то время, как он ел пончики, которые приносила ему его мать, не совпадает с той картиной, которую представляли себе многие люди, образ полагающегося на свои силы, возвышенного, добирающегося до смысла бытия народного героя. В книге «Подпольное образование» Ричард Закс заявил: «Да будет известно, что этот любитель природы ездил на выходные домой, чтобы отведать мамино печенье».

Торо жил в Уолдене два или три года, но сократил свое пребывание в книге до одного года, четырех сезонов, чтобы улучшить течение рассказа, чтобы сделать из нее художественное произведение и лучшим образом отобразить его эмоциональный опыт.

Я рассказала эту историю Саманте во время нашей встречи.

– Бедный Торо, – сказала Саманта, покачивая головой. – Его пончики – это как мой майтай.

* * *

Людям тяжело брать пончики.

Сложно не само действие, это скорее страх того, что подумают другие, когда увидят, как мы работаем над нашей рукописью о чистейшем превосходстве природы и важности уверенности в своих силах и простоте. Пока жуем чей-то пончик.

Возможно, это сводится к той же проблеме: мы просто не видим, что наша работа достаточно важна, чтобы заслужить помощь, любовь. Попробуйте представить, как вы злитесь на Эйнштейна, поедающего пончик, который ему принес его ассистент, пока он работал над теорией относительности. Представьте, что вы злитесь на Флоренс Найтингейл за то, что в перерывах между помощью больным, она перекусила пончиком. Это сложно.

* * *

Итак, вот просьба.

Обращаюсь ко всем артистам, творцам, ученым, библиотекарям, инакомыслящим, стартаперам и изобретателям, ко всем людям, которые боятся принять помощь в какой бы то ни было форме:

«Пожалуйста, возьмите пончики».

К тому парню из группы, которая открывала мой концерт, которому слишком стыдно было выйти к толпе и принять деньги для группы:

«Возьми пончики».

К той девушке, которая работала уличным артистом и стриптизершей и жила меньше, чем на семьсот долларов в месяц, которая впоследствии вышла замуж за известного писателя, которого она любит беспрекословно, но даже эта огромная любовь не может сломать ее нежелание принять его финансовую помощь, пожалуйста…

Все вы.

Пожалуйста.

Возьмите чертовы пончики.

* * *

– Ты не сможешь дать людям то, чего они хотят, – сказал Энтони.

– Что ты имеешь в виду?

Мы лежали на берегу Уолденского пруда в Конкорде, от Лексингтона нас отделяли два города, там мы создали свой ритуал, бродили по берегу, потом ложились под дерево и устраивали пикник и приятный длинный грок.

– Люди всегда чего-то хотят от тебя, – сказал он. – Твое время. Твои деньги. Твоего согласия с их мнением и их политикой. А ты никогда не сможешь дать им то, чего они хотят. Но ты…

– Это печальный взгляд на мир.

– Дай мне закончить, клоун. Ты никогда не сможешь дать людям то, чего они хотят. Но ты можешь дать им понимание. А это уже очень много, этого достаточно.

* * *

Я и Саманта сидели в кафе и обсуждали дилемму пончиков и майтаев, возникающую у всех артистов, позже к нам присоединилась Ксантея, которая и познакомила нас друг

с другом. Я познакомилась с Ксантеей несколько месяцев назад на замечательной вечеринке, которую она организовала на заднем дворе дома ее родителей в городе Перт.

Ксантее было двадцать два, она работала в книжном магазине, не хотела заканчивать колледж, организовывала инди-рок шоу в прачечных, писала музыку для различных инструментов и подрабатывала живой статуей в белом гриме, старом сарафане и раздавала цветы. Я пришла посмотреть на нее за несколько дней до этого, она выступала на Флиндерс-стрит, я наблюдала со стороны, как ее игнорировали, дарили любовь, игнорировали и снова дарили любовь. Когда я наконец положили деньги в шляпу, мы обменялись заговорщическим взглядом – секретное общество статуй. Я гордилась ей. На вечеринке мы поделились историями о нелегкой жизни статуй, она рассказала, как к ней приставали пьяные извращенцы, и как однажды девушка сильно ударила ее флейтой по ребрам. Она стерпела это. Как и я.

Она села рядом с Самантой и заказала кофе, и мы объяснили ей всю суматоху по поводу Торо и пончиков. Ксантея сказала, что ей это очень знакомо. Она только начала устраивать небольшие выступления и не знала, как справиться с бизнес-стороной.

– В Перте мне предлагают устраивать все эти выступления, они предлагают мне реальные деньги за мои глупые песни, не очень много, но я думаю, что не могу взять деньги… пока. Думаю, я не готова. Тем более я же не состою в группе. Я одна.

Я поняла, что Ксантея пыталась сказать по поводу группы. Брать деньги от имени группы, компании – чего-то большего, чем просто ты, – это не одно и то же, как если ты берешь деньги только для себя.

Когда я перестала играть где-нибудь как-нибудь между шоу и создала The Dresden Dolls с Брайаном, я почувствовала большую разницу между тем, когда я просила людей послушать меня и мои песни и помогать мне-мне-мне, и тем, когда появилась группа. Ты испытываешь совершенно другие ощущения, когда протягиваешь диск, на обложке которого значится имя Аманда Палмер, нежели когда ты можешь сказать:

– Я состою в группе, вот наш диск.

Один чувствуешь себя эгоистом, а с кем-то – настоящим.

Прямо перед тем, как я встретила Брайана, я начала писать на своих флаерах «Аманда Палмер и Пустота». Я подумала, что технически с этим нельзя было не согласиться. Моя группа помощников состояла примерно… из никого. (Не я одна так сделала. См.: Marina and the Diamonds, Tracy and the Plastics [30].)