Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем - Андрей Теслинов Страница 45
Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем - Андрей Теслинов читать онлайн бесплатно
Именование концептов – тема особенная. Очень часто развертка концептуальных схем приводит к появлению понятий-следствий, для которых еще не придуманы имена. Тогда за порождением понятий неизбежно следует задача придумывания имен.
...
Например, в ходе развертки некоей концептуальной схемы, отражающей особенности компетентности работников, появляется такой терм: «работник, отличающийся уникальным опытом, состоящим в том, что этот работник был многократным участником некоторых разнородных агрессивных по отношению к нему процессов, в ходе которых он испытал некоторые потери, однако приобрел способность к продолжению деятельности в непредсказуемых условиях, знания об этих и подобных условиях, пренебрежение к трудностям, бесстрашие, осторожность и все это отчетливо отразилось на его внешнем облике».
Понятно, что при передаче содержания этого несложного в общем-то понятия (терма) от одного человека к другому возникают естественные трудности – надо проговаривать все эти признаки работника. Ради облегчения этого процесса концепту сопоставляется некое имя. Придумайте – какое в нашем примере?
Мучиться здесь не стоит – в Великом Русском языке имя этому работнику уже давно дадено. Это ошмыга. [136] Попросту – обтертый, бывалый. Но затруднение, которое вы, надеюсь, испытали, весьма объективно.
...
«Трудности терминообразования для конституэнт концептуальных схем хорошо известны. Они вызываются значительным различием в объеме и детальности представлений предметных областей в понятиях предметников и концептуалистов. В настоящее время предложены способы терминообразования, основанные на сопоставлении словоформ из последовательности релевантных данной конституэнте корней, префиксов и суффиксов естественного языка. Разработана алгебра, формализующая процесс такого терминообразования. Такой подход к терминообразованию, который уместно назвать комбинаторным, полезен при первоначальной разработке микротеорий, особенно если работа ведется коллективом, и предметный смысл конституэнт является очевидным. В мезотеориях и в еще большей степени в гипертеориях как символьные, так и словесно-математические, комбинаторные выражения терминов настолько громоздки (имя терма может занимать 2–3 страницы сплошного текста), что они становятся непроизносимыми и, следовательно, утрачивают способность быть средством общения. Поэтому приходится таким выражениям давать краткие – в одно, два слова – имена, которые уже не могут содержать семантической связи, характерной для комбинаторного подхода.
В связи с этим возникает необходимость рассмотреть и использовать способы словообразования, применяющиеся в бытовом, профессиональном и официальном языках при нехватке их лексических средств, вызванных развитием понятий». [137]
Заметим здесь существенную особенность процесса образования имен, выделенную в последнем суждении, – развитие понятий. Терминотворчество – это проблема из области опережающего развития понятий. Но мы будем говорить об этом особенно тщательно там, где речь пойдет об искусстве концептуального мышления.
Итак:
– Термины (имена) необходимы в концептуальных техниках для облегчения оперирования концептами и обмена ими с другими мыслителями и пользователями.
– Создание имен – не тривиальный акт, а процесс, подчиняющийся естественным закономерностям и одновременно искусству.
– Порождение новых имен – важная, неизбежная и необходимая грань использования концептуальных схем.
– Терминотворчество «работает» на развитие понятий. [138]
В последнем, пока весьма голословном утверждении ключевую роль играет выразительное богатство естественного языка. Задействование этого богатства – еще одна технологическая идея концептуального мышления.
Проблема преодоления речевых форм мышления
…Боже милосердный, для чего ты
Дал нам страсти, думы и заботы,
Жажду дела, славы и утех?
Радостны калеки, идиоты,
Прокаженный радостнее всех.
...
Понятно, что здесь говорится не о калеках, не об идиотах и прокаженных. Здесь вопрос о природе счастья, гимн живому, незамутненному восприятию жизни. Не так ли? Что с нами делает И. Бунин? Согласитесь, стихотворной речью, изящной линией слов создается речь другая, внутренняя, в которой только и возникает подлинный смысл речи первой. А может быть, и не один. Поэтика – высшая форма мастерства, в которой речью высокой, искусственной преодолевается речь обыденная.
Стою перед иконой «Житие святых»…. Иконопись, и в особенности в форме «жития», есть способ преодоления трудностей речевого мышления высоких сюжетов. Обратим внимание на форму мыслительной деятельности, которая возникает у стоящего перед иконой. Какова она? Что общего в этих примерах? В смысле деятельностной точки зрения здесь совершается работа по созданию скрытого, подразумеваемого или, как говорят, имплицитного пространства смыслов.
Работу прямо противоположного направления совершает концептуальное мышление. Оно переводит имплицитные формы мыслительной деятельности в эксплицитные – в открытые и явно выраженные. И в этой работе особенным образом используется сила естественного языка.
Об осторожности обращения с богатством языка
Слово «осторожный» я употребляю здесь для обозначения непростых ролей выразительного богатства языка в концептуальном мышлении. Это, с одной стороны, роль могучего помощника, роль ресурса, из которого мышление черпает возможности для кристаллизации смыслов, а с другой стороны – роль могучего вредителя, роль, подобная той, которую раз и навсегда по отношению к полякам сыграл русский крестьянин Иван Сусанин.
Чтобы разобраться с этим основанием концептуального мышления, рассмотрим его в двух режимах: в режиме восприятия речи в акте мышления и в режиме выражения смыслов.
Мышление в режиме восприятия речи.
Согласитесь, воспринимая речь другого, большинство из нас нуждается в том, чтобы не только слушать, но и видеть говорящего. Будто помимо слов мы хотим опереться еще на что-то, чтобы понять обращение к нам. Это «что-то» содержится в жестах, взгляде, мимике, интонациях, наверное, в энергии, с которой произносятся слова. И чем скуднее словарь говорящего, тем сильнее наша нужда в этом «чем-то», что в дополнение к словам передает мысль и ее смысл. Речь, таким образом, лишь отчасти произносится словами.
«Уж полночь близится, а Германа все нет…» Представьте, что в этой фразе я делаю сильный акцент на слове «Герман». Тем самым я передаю вам примерно такой смысл: уже поздно, все собрались, один только Герман опаздывает, хотя именно его ожидают больше других, и досада на него нарастает. Теперь я произнесу ту же фразу с сильным акцентом на два последних слова «…все нет!». И смысл меняется. В таком произношении оказывается, что кто-то давно ожидает Германа, но его по-прежнему нет, это очень сильно беспокоит ожидающего, хотя не ясно – беспокойство ли это за Германа или, скорее, за самого себя, ожидающего. Так что же здесь слова? И что надо услышать, чтобы понять речь? Получается, что при известном значении каждого слова и возможного поля смыслов, который может быть внесен в наше рассмотрение этими словами, на самом деле каким-то особенным приемом, акцентом мы указываем на вполне конкретный смысл, который передается и который должен быть «схвачен» слушателем. Согласитесь, здесь и в подобных случаях из возможного поля смыслов нами выбирается необходимое, а остальное отбрасывается как не имеющее сейчас значение. Не заметив акцента, может быть, жеста или иного указания на направление нашего выбора, мы рискуем понять речь искаженно или не понять ее вовсе.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments