Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить - Майкл Хебб Страница 45

Я слышал самые разные ответы на вопрос о наследии. Для большинства людей, у которых есть дети, все очевидно. Но больше всего мне нравится, когда разговор выходит за рамки очевидного.

«Почему бы людям не основать трастовый фонд и не проплатить магазину мороженого раздачу бесплатных рожков по пятницам?» – рассуждал Грег Лундгрен. Он любил поразмышлять о наследии и думал написать книгу, где опишет нестандартные способы оставить след в мире. «Или можно договориться с цветочным магазином, чтобы его сотрудники раздавали красные розы в определенный день недели, – продолжал Грег. – Или, если ваша бабушка была балериной в молодости, можно учредить стипендию, помогающую юным танцовщицам получить образование. Если начать думать об этом, то обнаружится множество вариантов, как оставить наследие вне зависимости от количества денег».

Хотя Дори, мать Тайлера, о которой я писал на странице ХХХ, не говорила напрямую о том, что хочет оставить после себя, сын и так понимал это. Она была талантливой художницей, иллюстратором и коллекционером и умерла от рака груди, когда Тайлеру было двадцать семь. Все ее работы, как готовые, так и неоконченные, перешли к нему. Как и ее любовь к искусству. Тайлер тоже был художником, но, по его мнению, далеко не таким талантливым. Он работал арт-директором в крупном издательстве и сотрудничал с самыми разными выдающимися людьми: от дизайнеров-вундеркиндов и разработчиков программного обеспечения до писателей и иллюстраторов мирового уровня. Понимание того, почему определенные идеи выстреливают или проваливаются, по его словам, досталось ему от матери. «Она была прирожденным учителем, – рассказывал Тайлер, – и больше всего в жизни ценила возможность передать людям умение понимать искусство, это пробуждение, которое вы переживаете, когда проникаете в суть творческого процесса. Порой она разговаривала с теми, кто отрицал современное искусство, утверждая: «Я этого никогда не пойму, такое мог нарисовать и дошкольник». Если разговор завязывался, то в конце концов она могла переубедить их, заставить увидеть мысль, вложенную в работу».

Тайлеру потребуются годы, чтобы разобраться в коллекции матери. «Я чувствую, что буду заниматься этим до самой смерти, – говорил он о наследии, доставшемся ему от матери и отчима. – И много думаю о том, как я вписываюсь во все это. Где кончаются их личности и начинаюсь я. У меня есть собственное мнение о том, как строить мою жизнь, о том, куда я хочу двигаться и что хочу видеть вокруг. И в то же время я знаю, что моя жизнь – это венец всего, что было до меня».

* * *

Когда я спросил о наследии во время званого ужина, который устраивал, то увидел нечто, похожее на острую боль в глазах Сэнди. Я ждал, что она расскажет о Нигерии: был знаком с ее историей, но такое нельзя вытянуть насильно. Она сидела и внимательно слушала, как другие люди отвечали на вопрос; многие говорили о детях. Сэнди не стала родителем, хотя и была любящей тетей в своей семье и преданным наставником для многих людей. Она столкнулась со смертью и много думала о том, что останется после нее, и вот, когда пришла ее очередь говорить, Сэнди рассказала именно ту историю, которую я ждал.

Это была четвертая поездка режиссера Сэнди Чиоффи в Нигерию. Она собиралась взять ряд заключительных интервью для своего документального фильма «Нефть» (Sweet Crude), но нигерийские военные захватили всю команду в плен. «Эти мальчишки были напуганы не меньше нашего», – вспоминала Сэнди. Людей погрузили в фургоны и повезли в неизвестном направлении. Сэнди и члены съемочной группы попросили разрешения включить музыку на айподах. Это было стратегическим ходом: они хотели разрядить батареи, чтобы похитители не могли добраться до их личных данных.

В голове у Сэнди крутились мысли о близком конце, когда съемочную группу вывезли из зоны боевых действий, где они были задержаны местными вооруженными силами. Под дулом пистолета их привезли назад в их отель, а затем они оказались в бункере в компании преступников, захвативших их в плен. Было очевидно: их продали группе боевиков. Вероятность освобождения существенно снизилась. В команде был лидер нигерийской общины по имени Джоэл, который подтвердил опасения Сэнди: если не случится чуда, то их, вероятно, убьют, но только после того, как используют для шантажа и ложных обещаний.