Быть жертвой. Природа сексуального насилия - Юрий Антонян Страница 43

Надо сказать, что в целом насильники отнюдь не являются изгоями среди других преступников, а многие даже чувствуют себя героями. Другое дело, если их жертвами были дети, особенно собственные. В этих случаях санкции следуют сразу же, таких осужденных подвергают сексуальным издевательствам, побоям, постоянно унижают и оскорбляют. Они занимают самое презираемое положение в сообществе осужденных, и ярлык отверженного прикрепляется к ним навсегда.

Особый интерес представляет отношение насильников к собственным преступным действиям, точнее – какую позицию они занимают в ходе расследования. Некоторые данные по этому вопросу получены С.В. Виноградовым.

В начале предварительного следствия полностью признавали свою вину в совершении изнасилования и подробно рассказывали о содеянном обвиняемые лишь по 59 % уголовных дел, а по остальным делам они отрицали совершение инкриминируемых им деяний. Все разнообразие защитительных позиций, занимаемых обвиняемыми, можно разделить на семь групп:

1) большинство обвиняемых (45 %) утверждали, что половой акт был добровольным;

2) по 20 % дел обвиняемые, отрицая совершение полового акта, пытались объяснить повреждения, имевшиеся у потерпевшей и на ее одежде;

3) по 14 % дел допрашиваемые, признавая встречу с потерпевшей во время, близкое к моменту преступления, отрицали совершение в отношении ее каких-либо сексуально окрашенных действий;

4) по 7 % дел обвиняемые признавали, что предлагали потерпевшей совершить половой акт, «приставали» к ней, но потом отказались от этого намерения;

5) по 5 % дел обвиняемые признавали, что были на месте происшествия, но утверждали, что не общались с потерпевшей;

6) по 7 % дел обвиняемые выдвигали алиби;

7) обвиняемые вообще не вступали в контакт со следователем либо отказывались давать показания по существу дела (2 %).

Специальное изучение нами этого вопроса показало, что на момент отбывания наказания около 60 % осужденных за изнасилование не признавали себя виновными. Особенно это характерно для тех мужчин зрелого возраста, которые изнасиловали несовершеннолетних, почти для всех осужденных за изнасилования малолетних девочек, дочерей и женщин преклонного возраста. Подобное отношение к содеянному обусловлено не только боязнью резко отрицательных оценок других осужденных, весьма возможных унижений, «отвергания» с их стороны. Думается, что это связано с потребностью насильника выглядеть в собственных глазах лучше, чем на самом деле. Такая оценка постепенно (а они обычно отбывают длительные сроки наказания) становится устойчивым образованием, прочно закрепляется в психике насильника, выполняя субъективно-защитные функции. Убежденность в этом тем стабильнее, чем раньше она сформировалась, например, в самом начале предварительного расследования.

У многих насильников, как показывают беседы с ними, появляется почти искренняя уверенность в том, что, в сущности, они ни в чем не виноваты, или их вина невелика, перенося ее на иные обстоятельства и особенно на самих потерпевших. Именно поведение последних звучит в рассказах многих осужденных за изнасилования в качестве основной причины их преступных действий. При этом виновность потерпевших ими усматривается и тогда, когда объектом сексуального посягательства были девочки 10–14 лет. Оказывается, и они могут выступать в роли коварных соблазнительниц. Например, Т., мордатый дядя 40 лет, самым роковым образом «пал безвинной жертвой» 13-летней девочки, которая с помощью гнусного обмана «затащила его в автомашину, увезла в лес и там заставила изнасиловать себя».

Разумеется, такое отношение к собственному преступному поведению не просто крайне аморально, но и существенно затрудняет исправление подобных лиц, повышает вероятность повторения насильственных сексуальных действий.

Мы хотели бы обратить внимание на то, что среди насильников заметна доля тех, кто имеет психические расстройства (в рамках вменяемости). Как правило, этим расстройствам не дается адекватная криминологическая оценка, и на практике очень часто совершение изнасилований, особенно в извращенной, жестокой, циничной форме, сексуальные покушения на малолетних и женщин преклонного возраста пытаются объяснить именно наличием психических аномалий. Нередко это звучит примерно так: «изнасиловал потому, что психопат». Подобные выводы представляются принципиально неверными. Прежде всего отметим, что наличие психических отклонений – лишь медицинский диагноз, сам по себе не объясняющий поведение полностью, поскольку не содержит указание на его мотивацию. Следовательно, необходимо психологическое объяснение, психологический анализ субъективных причин поступков с обязательным учетом нарушенной психики насильника. Известно, что множество людей с такой психикой не совершают никаких противоправных действий, и уже одно это свидетельствует о нефатальном характере психических аномалии.

Тем не менее, для совершенствования работы по предупреждению изнасилований, правильного распределения сил и средств, применения адекватных мер воздействия, нужно знать, какова среди насильников доля лиц с психическими аномалиями, каков характер этих аномалий. По полученным нами выборочным данным, 61,0 % виновных в изнасилованиях психически здоровы. Среди остальных «аномальных» основную массу составляют: психопаты – 15,8 %, хронические алкоголики – 9,0 %, олигофрены – 6,8 %, лица с остаточными явлениями травм черепа – 2,8 %. Обращает на себя внимание то, что олигофренов больше всего именно среди насильников: вдвое больше, чем среди убийц, воров, грабителей и разбойников. Если всех олигофренов, обнаруженных нами среди преступников, посчитать за 100 %, то их распределение среди отдельных категорий обследованных будет таково: осужденных за умышленные убийства – 6,3 %; за нанесение тяжких телесных повреждений – 6,1 %; за изнасилования – 25,0 %; за разбой или грабеж – 14,6 %; за кражи – 18,8 %; за хулиганство – 20,8 %; по совокупности из числа названных с другими преступлениями – 8,2 %.

Высокий удельный вес олигофренов среди насильников объясняется прежде всего тем, что интеллектуальные расстройства мешают им поддерживать обычные межличностные отношения, общаться с женщинами, устанавливать контакты с ними, в том числе в целях сексуального сближения.

А., 24 года, олигофрен в степени легкой дебильности, проживая в пригородной зоне большого города, привел к себе в дом мальчика 6 лет, изнасиловал его в задний проход. С целью сокрытия преступления связал ребенку руки и стал душить его велосипедным тросом, но, к счастью, мальчик успел заплакать, А. пожалел его и отпустил. Два года спустя, зимой, в баню обманом завлек девочку 6 лет, несмотря на холод, раздел ее догола, изнасиловал в извращенной форме. Когда она закричала, нанес ей удары камнем по голове и скрылся. От полученных повреждений ребенок скончался.

Об А. известно, что он рос слабым, болезненным, учился с трудом, оставался на второй год, был замкнут, стеснителен, у него отмечена эмоциональная неустойчивость, заторможенность, конкретность мышления, монотонность речи, нечеткое произношение согласных звуков, снижение концентрации внимания, примитивность и инфантильность суждений, неспособность к абстрагированию, склонность ко лжи. Понятно, что А. совершил омерзительные преступления, но и сам он прожил достаточно трагическую жизнь: еще в детстве был брошен родителями и помещен в школу-интернат, где его в 13-летнем возрасте изнасиловали сверстники. Над ним постоянно издевались; когда он пытался сопротивляться, применяли удушающие приемы. Первые его попытки вступить в нормальную половую связь кончились полной неудачей из-за отсутствия эрекции. К тому же девушки относились к нему неприязненно и тоже подвергали насмешкам. По собственному признанию, придя к выводу, что со взрослыми женщинами он не сможет добиться успеха, после службы в армии неоднократно пытался заманивать в подъезды и другие подходящие, по его мнению, места детей 5–7 лет.