Давид против Голиафа - Гейдар Джемаль Страница 42

Книгу Давид против Голиафа - Гейдар Джемаль читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!

Давид против Голиафа - Гейдар Джемаль читать онлайн бесплатно

Давид против Голиафа - Гейдар Джемаль - читать книгу онлайн бесплатно, автор Гейдар Джемаль

Уже одновременно с разработкой мифа о человеке параллельно и вопреки ему начинает разрабатываться «миф об обществе». Причем это происходит практически на той же самой интеллектуальной площадке, среди тех же самых неоплатоников. «Миф об обществе» еще более выпукло заявляет себя как миф, нежели «миф о человеке», который как бы намекает, что он есть на самом деле настоящее знание. «Миф об обществе» сразу позиционирует себя как утопию. Кампанелла – ярчайший представитель этого направления мысли, и совершенно очевидно, что с первых же шагов социальный утопизм является абсолютно столь же богоборческим и люциферианским, сколь и «миф о человеке». Ведь «Город Солнца» очевидно представляет собой ответ на «Град Божий» Блаженного Августина.

Утопический характер социомифа скоро утрачивается в пользу позитивистских и рационалистических представлений. Солнечный пафос неоплатонического социализма быстро приобретает антииндивидуалистический и, конечно, «антисверхчеловеческий» характер, который грозит перерасти в динамике своего дальнейшего развития просто в откровенный антигуманизм. У французских социалистов XVIII века и их русского ученика Чернышевского это и происходит: фаланстерский социализм особо не скрывает, что является тюрьмой для личности. Пафос этой предельной социализации в том, что общество видится идеальной машиной, оптимизированной для извлечения максимума пользы из всех сфер человеческой реализации. К концу XVIII века на одном полюсе стоят иллюминаты-просветители, которые мечтают делать из людей аккуратно отформованные «бруски», годящиеся в какое-нибудь дело; на другом же полюсе поднимаются провозвестники грядущего романтизма, которые вскоре утвердят моду на люциферизм и культ мужского начала. Байрон и Лермонтов стали фактически апостолами этого популярного в образованных классах демонизма, в котором парадоксальным образом фигура тирана и узурпатора Бонапарта сливалась с образом странствующего борца за свободу и искателя смерти. Практическим воплощением этой линии в собственном лице явился Бакунин – «сверхчеловек» европейских баррикад, системно дезавуировавший общество вопреки своему якобы социализму; Бакунин, зарядивший своей энергетикой Достоевского и Герцена, разваливший марксов I Интернационал… Его жизнь гораздо больше, чем жизнь Ницше, соответствовала учению и духу «Заратустры».

Тут мы подходим к очень важному и глубокому пункту, не вполне продуманному большинством исследователей вопроса: «сверхчеловек» может быть в правой версии – мизантроп, аристократ, люциферианец; ну а может выступать вполне и, так сказать, «в левом издании». Бонапарт вышел из революционной стихии и воспринимался народами как вождь радикального обновления. Хорошо, его трудно назвать особенно уж «левым», тем более, после коронации… Но стоящие за его фигурой сплоченной группой беспощадных радикалов Робеспьер, Сен-Жюст и другие – в них-то уже явно чувствуется позиционирование в качестве «сверхчеловеков». Огюст Бланки, две трети жизни просидевший во французских равелинах без света и воздуха и вполне способный служить прототипом аббата Фариа, учителя будущего «графа Монте-Кристо» в знаменитом романе Дюма, – он черпал энергию своей неумолимой ненависти и веру в заговор круга избранных тоже в непосредственно данном ему опыте собственной «сверхчеловеческой природы». Вот она, брезжущая разгадка трудноопределимого феномена «сверхчеловека»! Это сочетание антиобщественного и жертвенного, в первую очередь; но не только это, конечно. Третий компонент – это внутренняя изолированность, отказ разделить с братьями общую судьбу. Такова ситуация и слева, и справа. Якобинский конвент состоял из одиночек, что бы они там ни говорили об обществе и гражданине. Бакунин, упомянутый нами, был одиночкой. В этом смысле он – да и, кстати, спорный Нечаев – мало чем уступят демоническому Байрону, который выступает для культурной интуиции потомков «сверхчеловеком» справа (при всем своем эпатаже высшего общества и участии в войне за независимость Греции!)


5. «Звезда надежды»

Антиобщественность, жертвенность (пассионарная избыточность) и одиночество – вот парадигма сверхчеловека, который существует в ткани европейского исторического бытия реально! – а не как некая неоплатоническая гипотеза флорентийских герметиков.

Тут мы добираемся до еще одного различения в парадигме «сверхчеловеческого»: он может быть религиозно-метафизическим или богоборческим, т. е. опять-таки религиозно-метафизическим, но в негативной версии. Понятно, что и то, и другое коренится в общем для всех вариантов люциферизме…

Герметический анализ человека сразу исходит из его квазибожественной «единственности», предъявленности в качестве микрокосма – макрокосму, той бескрайней реальности, в центре которой он находится. Неоплатонический мыслитель не уточняет особо, что этот архетип раздроблен на бессчетное множество частиц, поделенных в качестве общего достояния между смертными существами, населяющими землю. Речь такого мыслителя об Адаме крайне абстрактна и пафосна, и мы никак не можем привязать заветы и грандиозные перспективы, относящиеся в прозрении Пико делла Мирандолы к человеку, к тем реальным тленным и суетным существам, которых мы знаем и которыми мы сами являемся. Заратустра Ницше гораздо ближе к физическому человечеству, от которого он с брезгливостью уходит и преодолеть которое он призывает; при всем том, однако, у исполненного космического достоинства «человека» возрожденческих метафизиков и у ницшеанского «сверхчеловека» есть общая метафизическая база – это их экспансия по ту сторону, выход за некие пределы.

Возьмем пятиконечную звезду как каббалистический образ архетипического Адама. Мы обнаружим, что все возможные версии бегства от человеческой юдоли – понимаемые при желании как преодоление «слишком человеческого» или освобождение от рабства рока – располагаются по ее пяти лучам и представляют собой пять главных путей эскапизма, которые под определенным углом зрения можно считать антисоциальными стратегиями с метафизической мотивировкой.

Первым и наиболее коренным, древнейшим вариантом представляется путь традиционного «освобождения» через посвятительные ритуалы и тайное знание. В предельной перспективе этот путь ведет к отождествлению с Универсальным принципом и известен всем жреческим метафизическим системам – от индуизма до оперативного масонства, основанного на вавилонских и древнеегипетских доктринах.

Для нас в данном случае важно, что реализуя этот путь, человек последовательно преодолевает все уровни ограничений, определяющих его смертную и конечную природу; несмотря на то, что духовная реализация в данном случае немыслима без поддержки традиционных знаний и методик, существующих вполне конкретно как некий институт, несмотря на необходимость духовного учителя, без которого прохождение этого пути также невозможно, путь инициатического освобождения осуществляется, в конечном счете, в глубочайшем одиночестве, что подчеркивается широко распространенными в разных традициях практиками отшельничества, физической самоизоляции, абсолютного молчания и иными контргрупповыми техниками.

В этом религиозно-метафизическом ракурсе термин «сверхчеловек» не употребляется, да и не имеет логической базы, поскольку целью посвятительного пути является отождествление с «Великим всё», а не преодоление рамок банального человечества. Тем не менее, у адептов изначальной традиции, по крайней мере, доступных наблюдению со стороны профанов, проявляются все характерные черты «сверхчеловеческого» синдрома, обнаруживаемые нами в модернистских версиях духовной реализации. Отшельники, старцы, гуру и шейхи, реализующие эзотерические аспекты своих религий, соединяют в себе аспекты асоциальности и даже антисоциальности с выраженной изолированностью даже от собратьев по пути (одиночество), что в глазах тянущихся к ним людей с лихвой компенсируется их повышенной «экзистенциальной температурой» – пассионарной жертвенностью, которую в традиции называют «любовью» (агапэ).

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы

Comments

    Ничего не найдено.