Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире - Пол Салливан Страница 40

Помогая нуждающимся друзьям и инициируя обсуждение проблем классовых привилегий, Собель почувствовала себя более комфортно. «Один из признаков привилегированного положения проявляется в том, что вам не обязательно знать, что сколько стоит. Когда у меня появился первый сотовый телефон, его цена не упоминалась, речь шла исключительно о моей ответственности и определенном для меня комендантском часе», – вспоминает Наоми. И все же, казалось, она была обеспокоена тем, что еще не нашла правильный путь. Но много ли таких, кто уже в двадцать восемь лет все для себя прояснил? Если бы не десятки миллионов долларов, которые лежат на ее банковском счете, ей бы не пришлось так напряженно искать ответы. Собственного жилья в городе типа Сомервиля, подружки и работы было бы вполне достаточно. И то, что она сменила несколько мест работы после окончания учебы в университете, не играло бы никакой роли. Я, например, за полтора года после окончания университета успел поработать в трех местах, хотя друзья и потешались надо мной. Разница лишь в том, что у меня не было финансовой опоры, разве что дедушка время от времени высылал мне сотню долларов. У меня не было возможности притормозить и взять время на раздумья о том, чем бы я хотел заниматься. Но про молодых наследников, подобных Наоми Собель, обычно думают, что их путь определен с самого юного возраста просто благодаря благосостоянию и преимуществам. Такие ожидания довольно суровы. Наличие денег еще не делает человека зрелым в финансовых вопросах (скорее, зрелость наступит в менее обеспеченной семье, где детям чаще приходится слушать, как родители обсуждают финансовые проблемы), впрочем, как и не дает людям ответы, которые можно получить только спустя годы жизненного опыта.

На Собель лежит другое бремя: потребность направить унаследованное состояние на что-то значимое. «Мне невероятно повезло, что та часть состояния, которую я уже унаследовала, появилась у меня еще при жизни родителей, и я имею возможность обсуждать его с ними, – сказала мне она. – Я много думаю о наследии, лояльности, а также о необходимости не допустить бездарного использования своих возможностей». (Слушая ее рассуждения, невольно задумаешься о том, так ли это здорово – унаследовать огромную сумму денег.) Учитывая ее интеллект и энтузиазм, не похоже, чтобы она превратилась в такого же бездельника, как наш знакомец из Нейплса. Но, будучи тепличным наследником, она подвержена другим рискам: наивность в вопросе денег, страх перед собственной состоятельностью, неуверенность в том, что она достойна этого состояния. Как и многие состоятельные люди, с которыми мне довелось общаться в последние годы, она была заложником установки многих богатых людей: «От того, кому много дано, и ждут многого».

Спустя восемь лет после того, как ей открыли глаза на ее богатство, Собель смогла принять этот факт, за что благодарит группу поддержки для молодых наследников, которая называется «Поколение ресурсов» (все верно, существуют группы поддержки и для людей, которые молоды, богаты и пытаются увязать эти характеристики друг с другом). С помощью группы она смогла примириться со своим богатством – тема, которую раньше она не могла обсуждать с кем-то, кто не был так же состоятелен, как и она. Едва ли бы ее проблема была понята. Она напомнила мне Ле Квика, сына основателя компании Quick&Reilly, который рассказывал о том, почему он вступил в клуб инвесторов-миллионеров Tiger 21, когда понял, что его деньги не иссякают: «Мне было необходимо личное время, одиннадцать раз в год, клуб мне это дал». Ситуация Собель была идентичной: будучи взрослой она может шутить на тему того, что ей не казалось странным то, что ее взросление проходило в Гринвич-Виллидж в городском доме с лифтом, потому что ее друзья жили в огромных квартирах на Парк-авеню.

И все же ей пришлось столкнуться с тем, что психолог Барри Шварц называет парадоксом выбора. «По идее это здорово – иметь неограниченное количество опций. Вместо того, чтобы выбирать между двумя или даже тремя-четырьмя, в вашем распоряжении сотни возможностей, и каждая из них хороша, – пишет в своей книге «Парадокс выбора» Шварц, – мы как общество только выиграем благодаря дополнительным опциям. Те, кому дополнительные опции нужны, останутся в выигрыше, те, кому они не нужны, могут их проигнорировать. С точки зрения логики такая позиция кажется убедительной; но на уровне чувств это не так». Он упомянул известный эксперимент с выбором джема в супермаркете. Когда людям был предоставлен ассортимент из двадцати четырех сортов, только 3 % заинтересовавшихся в итоге совершили покупку; когда выбор ограничивался шестью разновидностями, покупку совершили 30 % заинтересовавшихся. В обоих случаях люди могли попробовать все представленные вкусы, но при столкновении с огромным выбором они впадали в ступор. «Одна из основных функций нашего сознания – фильтровать информацию, поступающую извне, – пишет Шварц. – Если бы все, что доступно восприятию нашими органами чувств, постоянно требовало к себе внимания, мы бы не пережили и дня». То же правило распространяется и на наследницу, у которой достаточно денег и образования, чтобы заниматься всем, чем бы ей ни захотелось. Она вполне бы могла оценить каждую из возможностей и в результате выбрать безделье. Или же она могла остановиться на чем-то одном, но затем пересмотреть свой выбор и, учитывая свое благосостояние и родословную, усомниться, а не утратила ли она таким образом часть своей привилегированности. Даже если она окажется успешной по всем показателям, непременно найдутся критики, по чьим оценкам она будет все равно не так успешна, какой могла бы быть, учитывая преимущества, которыми она располагала. Поэтому решение Наоми Собель не участвовать в экономической гонке, а посвятить себя работе в некоммерческой организации стало для нее самым стоящим и подходящим вариантом, хоть и любые другие возможности были для нее открыты.