Правила жизни от Фридриха Ницше - Армстронг Джон Страница 4

Жизнь показывает нам множество великолепных, интереснейших вещей. Можно, к примеру, поехать к пирамидам (или пойти играть, или оказаться за столом рядом с интересным собеседником, или прочесть биографию…)

Но часто подобный опыт этот не оставляет прочного и долгого воспоминания. Нам приятно, но событие не меняет нас, не оставляет глубокого и прочного следа. Обычно нас это не тревожит – таково привычное течение жизни. Но, возможно, следует об этом задуматься. Ницше советует очень серьезно относиться к таким возможностям. Он считает, что мы не получаем от них пользы, потому что не задаем важнейшего вопроса: для чего нам этот опыт? Чего мы хотим от него? Какое влияние он должен оказать на нашу жизнь?

Ницше рассматривает историю и спрашивает: для чего нам эта наука? Такой вопрос может показаться странным. Обычно мы не задаемся подобными вопросами относительно таких великих категорий, как история. Как правило, они предназначаются для самых простых ситуаций – мы смотрим на приборную панель новой машины и думаем: «А для чего эта кнопка?».

«Тот факт, что жизнь нуждается в услугах истории, должен быть понят так же ясно, как и то, что избыток истории вредит жизни; и это будет доказано далее.

История необходима живущему человеку в трех аспектах: для действий и борьбы, для сохранения и почитания, для страданий и жажды освобождения.

Этой тройственности соответствует тройственность родов истории (насколько их можно различать). Можно выделить монументальный, антикварный и критический род истории.

История необходима прежде всего человеку деятельному и сильному, кто ведет великую борьбу и нуждается в примерах, учителях и утешителях; он не может найти таких среди своих современников. Так необходима была история поэту, философу и драматургу Шиллеру; наше время, по словам Гете, так плохо, что поэт не находит в окружающих его людях нужной ему натуры. Греческий историк Полибий мыслил именно об активных людях, когда называл политическую историю подлинной школой подготовки к управлению государством: это великий учитель, который помогает нам мужественно переносить удары судьбы, напоминая о том, что перенесли другие люди. Кто научился видеть смысл истории именно в этом, тому отвратительно видеть, как любопытные туристы или педантичные микрологи карабкаются по великим пирамидам античности. Он не хочет видеть ленивого туриста, который фланирует по картинной галерее прошлого в поисках новых развлечений или сенсаций, тогда как он сам ищет там совета и поддержки. Чтобы не раздражаться на слабых и безнадежных бездельников и тех, чья деятельность абсолютно невротична, он оглядывается назад и прерывает движение к поставленной цели, чтобы перевести дух. Цель его – счастье, собственное или счастье целого народа, или даже всего человечества. Ему чужд покой, и историю он использует как оружие против покоя. Чаще всего он не надеется ни на какую награду, кроме славы, т. е. права на почетное место в храме истории, где он, в свою очередь, может стать утешителем и учителем следующих поколений. Ибо его заповедь гласит: то, что однажды помогло развернуть и наполнить еще более прекрасным содержанием понятие «человек», то должно быть сохранено навеки, чтобы вечно выполнять это назначение.

Великие моменты в борьбе личностей за обогащение природы человечества образуют одну цепь, и цепь эта – высокая дорога, ведущая человечество через века, что для меня вершина подобного давно минувшего момента сохраняется во всей своей живости, яркости и величии, – в этом именно и находит свое выражение основная мысль той веры в человечество, которая вызывает требование «монументальной истории».

Но именно вокруг требования, чтобы великое было вечным, и разгорается самая жестокая борьба. Потому что все живущее громко протестует против этого. «Прочь монументы!» – вот главный лозунг. Тупые обычаи заполняют все уголки мира своей бессмысленностью и окутывают густым туманом все великое, становятся на пути к бессмертию, ослепляя и удушая все великое. И путь этот проходит через мозг людей! Через головы больных и недолговечных животных, которые поднимаются на поверхность, чтобы сделать вдох, и с трудом поддерживают некоторое время свое существование. Больше всего они хотят одного: жить во что бы то ни стало. Кто мог бы предположить, что между ними происходит то упорное состязание в беге с факелами, устраиваемое «монументальной историей», которым только и может жить дальше великое? И все-таки всегда появляются люди, которые обретают силу и счастье, оглядываясь на прошлое величие, словно человеческая жизнь – это нечто прекрасное и божественное; а самым дивным плодом этого горького древа является сознание, что некогда люди, совершая круг своего существования, кто – гордо и мощно, кто – глубокомысленно, кто – полный сострадания и готовности помочь другим, – все завещали потомству одно учение: наиболее прекрасна жизнь того, кто не думает о сиюминутных радостях жизни. Обыкновенный человек относится к отведенному ему сроку существования с алчностью и трагической страстностью, но те, кто устремлен к монументальной истории и бессмертию, умеют приветствовать жизнь с олимпийским смехом или, по крайней мере, со снисходительным презрением; они нередко сходили в могилу с иронической улыбкой, ибо, в самом деле, что могло быть в них похоронено? Только то, что они всегда считали пылью, тщетой и грязью, что осуждено теперь на забвение, будучи уже давно заклеймено их собственным презрением.

Но одно будет жить – это монограмма их сокровеннейшего существа, редкие проблески их вдохновения, их творения; это будет жить, ибо ни одно из будущих поколений не может обойтись без этого. В этой духовной форме слава является все-таки чем-то большим, чем «сладчайшим лакомством нашего эгоизма», как ее называл Шопенгауэр. Это вера в единство и непрерывность великого всех эпох, это протест против постоянной смены поколений и изменчивости вещей.

Чем же может быть полезно современному человеку «монументальное» воззрение на прошлое, изучение всего классического и редкого? Пониманием того, что великое существовало, то есть было возможно. И поэтому оно может стать возможным вновь. Он совершает свой путь с большим мужеством, ибо теперь сомнения в осуществимости его желаний, овладевающие им в минуты слабости, лишаются всякой почвы.

Предположим, что кто-нибудь поверил, что для полного искоренения современной германской моды на образованность достаточно сотни продуктивных, воспитанных в новом духе и деятельных людей; как сильно поддержит его то, что культура эпохи Возрождения была вынесена на плечах точно такой же сотни.