Заново рожденные. Удивительная связь между страданиями и успехом - Ли Кравец Страница 38

Джеймс Кэмерон, теперь уже молодой человек чуть старше двадцати, стоял в одиночестве в заставленной пустыми складными стульями комнатке для общественных мероприятий в городе Андерсон в штате Индиана. Он не знал, придет ли кто-нибудь сюда в этот вечер или трусость снова возьмет верх. Линчевание в Марион и преступление, в котором он был замешан, лишили какого-либо смысла все, что он прежде знал о жизни. Он провел год в заключении, ожидая суда, а затем — четыре долгих года в тюрьме, не только заново открывая в себе веру, но и размышляя о ее значении в современном мире. Что бы это ни было — вмешательство Бога или внезапное сочувствие толпы, которая поначалу казалась совершенно безжалостной, — он, оказавшись перед лицом смерти, сумел каким-то загадочным, чудесным образом выжить. Для Джеймса было важно не столько то, как именно он спасся, сколько почему.

С течением времени причина становилась все более очевидна для него. Он чувствовал, что Бог поручил ему важную миссию: превратить страдания, чувство вины и гнев в нечто действительно стоящее — стремление изменить мир к лучшему. Пережитое пробудило в Джеймсе веру, которая только крепла со временем. Объяснить это так же трудно, как и загадочное спасение.

Если верить его собственным рассказам и данным исторических документов, своим обращением в католицизм Джеймс был обязан удивительному стечению обстоятельств. Как только толпа линчевателей отпустила его, полицейские усадили Джеймса в машину и из соображений безопасности увезли из Марион в соседний городок Андерсон. «Тамошний шериф, он сыграл важную роль во всей этой истории, — рассказывает борец за гражданские права и исследователь биографии Кэмерона Фрэн Каплан. — Шерифа звали Бернард Брэдли. Он был хорошим человеком. Он заботился о мальчике. Шериф был набожным католиком, так что он не мог быть членом ку-клукс-клана». Чтобы дать Джеймсу возможность восстановиться после побоев, шериф Брэдли перевел его в разряд надежных заключенных, пользующихся доверием администрации. Это означало, что до суда он мог на время покидать тюрьму. Он даже нянчился с детишками шерифа. Когда в 1931 году жюри присяжных, состоявшее исключительно из людей с белым цветом кожи, признало его виновным в пособничестве в убийстве Клода Дитера, доверительные отношения между ним и шерифом Брэдли сохранились. Брэдли умер от рака довольно молодым, но Джеймс всегда помнил о его доброте.

Эта доброта резко контрастирует с жестокостью, которая разделяла представителей разных рас в Америке. Да, Джеймс отправился в тюрьму за участие в уголовном преступлении, однако люди, от чьих рук погибли Томас Шипп и Эйб Смит, так и не предстали перед правосудием. Проблема не в том, что эти два парня не были виновны в преступлении, а в том, что это не давало разъяренной толпе права казнить их без суда. Америка погрязла в расовых предрассудках, которые не только приводили к линчеванию мужчин и подростков, но и находили самые разнообразные проявления в повседневной жизни, становясь чем-то обыденным. «Я понял, что дошел до последней черты в конфликте света и тьмы, добра и зла и перешагнул через нее», — пишет Джеймс в автобиографической книге «Время страха» (A Time of Terror). Ожидание близкой смерти и вмешательство загадочной силы, заставляющей вспомнить о Боге, укрепили его веру и пробудили в нем жажду действия. «Я благодарил Господа за все — деревья, траву, цветы, птиц в небе, животных на пастбищах, за свое измученное тело и несовершенный ум, который снова обрел ясность, — продолжает Джеймс. — С верой в душе и не сходящей с уст молитвой я был полон решимости следовать по предначертанному свыше пути, никуда не сворачивая… Я был молод — двадцать один год, так что у меня было время собрать из разрозненных кусочков своей прежней жизни нечто прекрасное, стоящее, угодное Богу».

Он начал сеять семена перемен, призывая других принять участие в инициативе по созданию первого в Андерсоне отделения Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения. И вот он стоит один в уставленной складными стульями комнате, терпеливо ожидая, пока кто-нибудь решится прийти на первое заседание новой организации. Прошел час — никто не появился. «Люди боялись вступать, — рассказывает Каплан. — Считалось, что всякий, кого заподозрят в членстве в организации, лишится работы, если не хуже». Но еще некоторое время спустя на пороге появились первые пять храбрецов. Они уселись на складные стулья. Улыбнувшись, Джеймс приветствовал их. Брошенные им в землю семена дали побеги — в течение следующих десяти лет он основал новые отделения в Манси и Саут-Бенд, превратившись в одного из самых многообещающих лидеров движения за гражданские права, которое получило бурное развитие в 1950-е годы.

Но одновременно он стал мишенью.

«Он боялся не за себя, а за свою семью. Ему все время угрожали расправой, — поясняет его сын Верджил Кэмерон. — Мы должны были переехать в Канаду, но по дороге туда задержались в Милуоки и решили остаться там». Милуоки был процветающим промышленным городом — он идеально подходил для семьи Кэмерон. Джеймс быстро нашел хорошую работу на фабрике по изготовлению тары. К тому же в Милуоки проживало большое количество чернокожих, обосновавшихся там в начале XX века в ходе Великой миграции миллионов афроамериканцев из сельских районов Юга страны на Север. Движение за гражданские права набирало обороты по всей стране. К 1955 году его лидеры начали пропагандировать принцип гражданского неповиновения, и у Милуоки были все шансы сыграть заметную роль в его внедрении. За каждой общенациональной демонстрацией, в которой участвовал Джеймс, такой, например, как марш на Вашингтон, во время которого преподобный Мартин Лютер Кинг-младший произнес свою знаменитую речь «У меня есть мечта», следовали акции местного масштаба, например демонстрации в поддержку десегрегации жилых районов.

В качестве силы, которая взяла на себя задачу примирения и объединения разношерстных идеологий участников движения, выступили афроамериканские церкви, включая католическую церковь, к которой принадлежал Джеймс и все члены его семьи. «Появление собственных афроамериканских организаций в ответ на давление государства и общества, вероятно, является главным достижением афроамериканской культуры. Афроамериканская церковь, от которой ждали, что она будет средством обуздания протеста, стала фундаментом, на котором он вырос», — пишет Лоуренс Левин в книге «Афроамериканская культура и афроамериканское самосознание» (Black Culture and Black Consciousness). Вдохновляясь примером этого подпитываемого религиозной верой движения под предводительством священников-активистов, таких как преподобный Мартин Лютер Кинг-младший, который вел за собой людей во время маршей против территориальной сегрегации в Чикаго, Джеймс примкнул к участникам демонстраций, сыгравших решающую роль в принятии закона о запрещении дискриминации при продаже жилья и сдаче его внаем. Протестуя в течение 200 дней подряд, он и еще тысячи жителей Милуоки вынудили власти провести десегрегацию жилых районов, дав афроамериканцам право владеть домами в любой части города. Следует отметить, что первый федеральный закон о запрещении расовой дискриминации при операциях с жильем был составлен по образцу аналогичного закона, принятого в Милуоки.

Иногда Верджил Кэмерон задается вопросом, откуда его отец черпал силы. Какие бы новые законы ни принимались, они не могли побороть застарелую нетерпимость, укоренившуюся в обществе. Очевидно, что его отцом двигало сильнейшее стремление к справедливости и равноправию. Но вряд ли его рвение объяснялось лишь этим. По словам Верджила, его отец хотел реабилитироваться в глазах Господа, заслужив прощение за участие в гибели Клода Дитера, Эйба Смита и Томаса Шиппа.