Что там – за словом? Вопросы интерфейсной теории значения слова - Александра Залевская Страница 36

Менегетти называет соматическую идентификацию процессом первичного познания [225]. Он полагает:

«Наше тело представляет собой некий гештальт, образующийся из постоянного слияния его формы, функций и его среды обитания» [226]. «Тело – это первый инструмент, первое слово души, первая структура того невидимого, которое я есть» [227]. «Опытное переживание есть целостный факт, всё тело воспринимает, как открытый радар. Рефлексия – только аспект рационального сознания» [228].

Аналогичную мысль о связи соматического и психического высказывает Л. М. Веккер [229], отмечающий, что пограничная линия между психическим и соматическим имеется только при теоретическом подходе с позиций современной системы научных понятий.

«Если же мы берём отдельное конкретно переживаемое различение психического и соматического состояния и даже если мы берём отдельно взятое понятие психического в его противопоставлении соматическому, то дело обстоит радикально иначе» [230].

Поставив вопрос: «Чем отличается по своему прямому психическому составу переживание душевной боли или душевного состояния от переживания физической боли или соматического состояния?», Веккер указывает, что фактически речь идёт о «нетелесной телесности» или «телесной нетелесности», разница между ними состоит лишь в том, что переживание боли или самочувствия вызвано в одном случае центробежно, а в другом – центростремительно [231].

На взаимодействие трёх основных модальностей опыта – переработки через знак, образ и чувственное впечатление – указывает М. А. Холодная, подчёркивающая: «… когда мы нечто понимаем, мы это словесно определяем, мысленно видим и чувствуем» [232]. В связи с трактовкой понятия «телесность» представляется полезным обратиться к книге Е. Э. Газаровой «Психология телесности», где уточняется:

«Телесность не идентична телу и является самостоятельным феноменом, изучение которого предполагает междисциплинарное взаимодействие. Областью такого взаимодействия могла бы стать психология телесности – наука о душевно-телесном соответствии, или наука о конгруэнтности биологических, психологических и смысловых аспектов телесности человека» [233].

Обратим внимание на то, что «смысл» Е. Э. Газарова трактует как «образование духовной сферы человека» [234], указывая в то же время на размывание границ взаимодействия между когнитивной (умственной), аффективной (душевной) и смысловой (духовной) сферами человека. Заметим, что на сложившиеся в веках и упрочившиеся в европейской культуре представления о человеческой природе как триединстве тела, души и духа ссылаются и авторы книги «Многомерный образ человека» [235].

Е. Э. Газарова подчёркивает также, что из обрушивающегося на человека «шквала» информации

«… только значимая и (или) прожитая эмоционально (пережитая) оставляет прочные биопсихические следы. Они образуются совместно психикой и нейро-гуморальной системой в виде ощущений, образов восприятий, следов памяти, мыслей, рефлексивных образов, вегетативных и мышечно-суставных паттернов, аффективных реакций, состояний организма и стереотипов поведения. Как результат одних и тех же воздействий психические и соматические паттерны качественно и семантически идентичны, но различны по форме своего существования и проявления, поэтому они являются конгруэнтными. Психосоматические паттерны являются, по своей сути, проявлением единой многоуровневой памяти человека, объединяющей моторную, эмоциональную, образную и словесно-логическую память» [236].

Приведённые высказывания представляются достаточными для вывода, что в последнее время всё более очевидным становится признание необходимости опираться на целостную трактовку человека, для которого, в частности, невозможно оперирование языковыми значениями в отрыве от единой перцептивно-когнитивно-аффективной памяти индивида, включённого в социум (и шире – культуру), воспринимающего окружающий мир, думающего, общающегося и эмоционально-оценочно переживающего свой многогранный опыт познания и общения.

Достаточный семиозис

Термин «достаточный семиозис» введен Хорстом Рутрофом [237], при этом само понятие достаточного семиозиса предлагается Рутрофом вместо обычно используемых процедур верификации и условий истинности. Остановимся на этом немного подробнее.

Рутроф отмечает, что, согласно классическому позитивистскому подходу к значению, для придания значения предложению необходимо трансформировать его в пропозицию, соотносимую с реальностью. Для принятия решения о том, является ли предложение значимым, необходимо перечислить условия, при которых языковое выражение формирует истинную пропозицию, и условия, при которых эта пропозиция окажется ложной. При этом не допускается градуальности между полным значением и бессмысленностью.

Для обосновании сути понятия достаточного семиозиса Рутроф обращается к некоторым идеям Г. Лейбница и Ч. Пирса. От Лейбница идёт разграничение достаточного и недостаточного основания. Применение первого ограничивается формальными операциями, т.е. системами сигнификации, которые базируются на дефинициях. Недостаточные основания прилагаются к рассуждениям о мире, т.е. к синтетическим утверждениям. Если мы станем анализировать их логически, то получим бесконечную цепочку. Лейбниц перекинул между ними мостик, предположив, что в определённый момент неформального рассуждения мы должны признать, что достаточное основание уже дано, а это позволит продолжить дальнейшую аргументацию в случае, когда, строго говоря, логика не позволяет нам это делать, т.е. достаточное основание оказывается прагматическим решением вопроса.

В работах Ч. Пирса семиозис предстает как серия трансформаций знаков, порождающих значение в бесконечной цепи. Сочетание идей Лейбница и Пирса позволило Рутрофу ввести понятие достаточного семиозиса, базирующееся на допущении, что продуцируются значения, достаточные для продолжения коммуникации, для достижения согласия или для безуспешного завершения. «Достаточный» в данном случае означает, что тот вид невербального материала, который используется для заполнения языковых схем, выступает как эквивалентный для подходящего невербального прочтения мира. Рутроф полагает, что понятие достаточного семиозиса снимает необходимость строгой эквивалентности между тем, что говорится, и тем, что имеется; при этом уточняется, что в художественном языке достаточный семиозис распространяется до пределов, диктуемых нашей фантазией, однако при формальной и технической сигнификации достаточный семиозис может быть определён как отвечающий требованиям дискурса соответствующего вида. Таким образом, понятие достаточного семиозиса сохраняет идею увязывания языка и нашего образа мира, но требует понятия опосредования выхода на образ мира с помощью знаков.