Заново рожденные. Удивительная связь между страданиями и успехом - Ли Кравец Страница 36

Джеймс дернул ручку водительской двери — она распахнулась.

— Какого черта! — закричал сидевший в машине мужчина, широко раскрыв глаза от удивления.

Джеймс наставил на него пистолет. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди.

— Руки вверх! — приказал он, почти срываясь на визг. Голос подростка еще не сформировался, ему было трудно найти интонацию, которая внушала бы уважение.

Понимая, что Джеймс с его испуганно-виноватым выражением лица вряд ли произведет нужное впечатление, Эйб вышел вперед.

— Вон из машины, — скомандовал он парочке. — Руки не опускать!

В этот самый момент Джеймс заметил нечто такое, что заставило его похолодеть. Мужчину, которого он держал на прицеле, звали Клод Дитер — это был один из лучших его клиентов на вокзале. Клод был хорошим человеком.

Разум снова вернулся к Джеймсу. Он сунул пистолет обратно в руки Эйбу: «Я сваливаю». Товарищи даже не пытались его остановить. Они дали ему скрыться в темноте. Джеймс добежал до дороги — пот струился градом по всему телу, мысли о содеянном заставляли сердце сжиматься от отчаяния. Сначала он хотел пойти в полицию и сдать друзей. Но в Индиане начала 1930-х ни у кого не было иллюзий относительно истинного значения слова «правосудие» применительно к черным парням. Да и потом, убеждал он себя, Эйб и Томас наверняка просто взяли пару долларов. Все будет хорошо.

За поворотом показался мост на 38-й улице. Когда он ступил на него, где-то вдали прогремело три выстрела.

Тогда Джеймс еще не знал, что стреляли в Клода Дитера. Перед смертью в больнице Клод указал следователям на мальчиков. Очень скоро дом матери Джеймса окружили патрульные машины. Войдя внутрь, полицейские нашли мальчика под простынями на кровати и арестовали его. Когда они выталкивали его на улицу, Джеймс услышал крики матери: «Боже, смилуйся. Господи Иисусе, дай мне сил!»

В течение следующих двенадцати часов повсюду в Индиане начались разговоры о необходимости линчевать заключенных. В тот исторический период правосудие для чернокожих далеко не всегда предусматривало судебное разбирательство, решение судьи или жюри присяжных, состоящего из людей того же социального положения и цвета кожи, или хотя бы приговор о заключении под стражу. Случалось, что все ограничивалось жестокой расправой, учиненной разгневанной толпой белых. С 1882 года по 1960-е годы, когда заявило о себе движение в защиту гражданских прав, жертвами линчевания в США стали приблизительно три с половиной тысячи афроамериканцев. Не прошло и дня с момента убийства Эйбом и Томасом Клода Дитера, как за стенами тюремной камеры Джеймса послышался нарастающий шум и гул голосов, который не сулил ничего хорошего. Толпа окружила вход в тюрьму — в руках у нападавших были веревки. Потом поговаривали, что гнев толпы подогревали члены ку-клукс-клана. Несмотря на все попытки полиции не допустить проникновения людей в тюрьму, двое мужчин выломали дверь, орудуя кувалдами. Толпа хлынула в здание. Звук шагов заглушали выкрики расистского содержания. «Кровь за кровь» — на другое толпа не была согласна.

Толпа вытащила Томаса Шиппа из здания в благоухающую летнюю ночь, без остановки награждая ударами и пинками, и привязала его к решетке одного из тюремных окон. Потом настал черед Эйба — его протащили по улице по направлению к зданию суда, беспрестанно молотя кулаками, каблуками и битами. Набросив на шею петлю, его повесили на клене. Эйб вырвался из пут и схватился руками за душившую его веревку, жадно глотая воздух.

Джеймс в ужасе наблюдал из окна своей камеры за тем, как толпа спустила Эйба вниз с дерева, переломала ему руки битами и вздернула обратно. Когда Эйб умер, мстители отвязали Томаса от решетки и повесили его рядом с Эйбом на клене. На месте казни присутствовал профессиональный фотограф, которого позвали запечатлеть расправу. Фотограф не спеша расставил оборудование для съемки, направив мощные лампы на дерево так, чтобы в сгущающейся тьме были отчетливо видны тела.

Джеймс думал о преступлении, в котором оказался замешан. Он спрашивал себя, как бы все обернулось, если бы он сам пришел в полицию и сдал Эйба и Томаса, когда еще мог это сделать. Может быть, вместо того чтобы убегать, он должен был попытаться остановить их. Теперь уже трое были мертвы, а толпа повернула назад, движимая жаждой новой крови. На минуту ему даже показалось, что он сам виноват во всем произошедшем. Может быть, он действительно заслуживал смерти.

Наконец мстители пришли за Джеймсом. Сначала они заставили его подчиниться, избив до такого состояния, что все его лицо оказалось залито кровью, через которую пробивались потоки слез. Потом они выволокли его на центральную площадь города. Кто-то ткнул его в голову концом лома. Тумаки, камни и плевки сыпались на него со всех сторон. В толпе были знакомые лица, люди, которых он знал, люди, которые были ему симпатичны, люди, которые, как он думал, хорошо к нему относились. Для них Джеймс перестал быть человеком, потеряв всякую индивидуальность и превратившись в символ, который должен был вселить страх в людей второго сорта — жителей города с черным цветом кожи. Оказавшись под кленом у здания суда, он почувствовал под нижней челюстью шершавую веревку толщиной с большой палец — петля была готова. Он посмотрел на безжалостную толпу. Когда петля вокруг его шеи затянулась, до его слуха донеслись странные слова.

Чей-то спокойный голос пытался усмирить толпу словами, которые поначалу он не мог разобрать. Вскоре веревка ослабла, и воцарилась тишина.

Ни в одной из хранящихся в архивах газетных заметок о знаменитом случае линчевания в Марион 7 августа 1930 года не поясняется, почему толпа отпустила Джеймса. Потом кто-то скажет, что палачей урезонил шериф. Другие считали, что толпа сжалилась над Джеймсом, потому что он был молод, а оттенок его кожи был светлее, чем у Томаса и Эйба. Голос, который произнес слова «Снимите мальчика. Он никого не изнасиловал и не убил», мог принадлежать кому-то из родственников Дитера, решившему остановить кровопролитие. Или, может быть, всеобщее возбуждение просто-напросто поутихло к тому моменту.

Но сам доктор Джеймс Кэмерон, великий борец за гражданские права, человек, переживший второе рождение и с тех пор решивший изменить мир к лучшему, до самой своей смерти в 2006 году в возрасте 92 лет клялся, что в ту ночь его спас, успокоив толпу, глас Божий.

* * *

Найдутся те, кто скажет, что история Джеймса Кэмерона не имеет отношения к нашей теме. Все-таки отчасти он сам был виноват в произошедшем; впрочем, Джеймс никогда этого и не отрицал. Он поступил неправильно и стал соучастником преступления, приведшего к смерти хорошего человека от рук людей, которых Джеймсу не стоило считать друзьями. Но моральная чистота не является обязательным условием второго рождения. В отличие от многих переживших травму, чьи истории приведены в этой книге, случившееся с Джеймсом стало результатом цепи событий, отчасти спровоцированных его собственными действиями. Но если бы для второго рождения нужно было быть святым, то практически ни у кого не было бы никакого шанса. При этом, как мы не раз могли убедиться, иногда травма переворачивает жизнь человека. В ту ночь в 1930 году Джеймс вступил на новый путь, ведомый верой в то, что своим спасением он обязан Господу.