Ангелы Соломона. Неповторимый опыт истинной Божественной любви - Дорин Вирче Страница 35

Мое внимание привлек прекрасный розовый куст; пчела деловито кружилась между его румяными бутонами.

– Должно быть, они только что распустились, – отметил Соломон, проследив направление моего взгляда. – Их здесь не было, когда мы приходили сюда в последний раз.

Он потянулся к розе, и я испугалась, что пчела может ужалить его.

– Осторожно, – крикнула я.

Пчелка же перебралась с цветка на вытянутую руку Соломона. Он поднес ее к лицу и сказал:

– Привет, мой маленький друг! Ты не будешь возражать, если я возьму эту розу для своей дамы?

Соломон поднес ухо к пчелке, как будто ожидая услышать ответ. Я боялась, что насекомое ответит традиционным образом. Затем царь поднес руку к другому цветку, и пчела перелетела туда, будто ничего и не заметив. Соломон аккуратно сорвал цветок, на котором прежде сидела пчела, и преподнес его мне. Я с благодарностью вдохнула его сладкий аромат, счастливая, что могу насладиться этим моментом. Настроение мое значительно улучшилось. Я взглянула на распустившийся бутон, затем на Соломона. Его глаза смотрели на меня с тоской, исполненные одиночества. Я пыталась придумать, что могу сделать, чтобы порадовать сердце Соломона, да и свое тоже.

Загадка!

«Я могу помочь тебе с этим, дорогая!» – сказала мама в мое правое ухо, присоединяясь к разговору, пока мы с Соломоном продолжали идти по садовой дорожке.

«Мама!» – раздраженно произнесла я мысленно, возмущенная ее вторжением.

«Я подготовила список загадок как раз для такого случая!» – продолжила мама, как ни в чем не бывало разворачивая длинный свиток.

Она начала зачитывать мне первую загадку, когда я прервала ее: «Мама, я могу сделать это сама».

В этот момент я была удивительно спокойна и стала объяснять ей: «Я должна сделать это сама. Мне важно знать, что я могу придумать загадку или что-то другое – самостоятельно, но я очень ценю твое желание помочь мне!»

«Ну, хорошо. Я буду рядом, если вдруг понадоблюсь тебе», – ответила мама.

«Вообще-то, я бы хотела попросить тебя оставить нас совсем одних сегодня – без обид!»

«Хорошо, дорогая. Я не буду подглядывать за тобой. Но помни, что я всегда доступна, тебе достаточно лишь позвать меня».

Когда она удалилась, я почувствовала, что изменилось атмосферное давление. Я посмотрела на Соломона, чтобы понять, заметил ли он что-нибудь, но он, казалось, совершенно ушел в себя. Возможно, в это время он советовался со своими ангелами!

Я кашлянула, и Соломон взглянул на меня. Когда он поцеловал меня в щеку и показал на пару лебедей, которые купались в пруду, рядом друг с другом, я забыла про идею рассказать ему загадку. Лебеди подплыли к берегу, и Соломон достал из кармана своих штанов носовой платок. Он торжественно развернул белоснежный кусок ткани, в который было завернуто зерно. Отсыпав часть корма мне в руку, он убрал платок.

Мы кормили лебедей. Я смотрела, как одна из птиц протянула свой большой черный клюв к руке Соломона. Другой лебедь подплыл ко мне.

– Все в порядке, – уверил меня Соломон, нежно погладив лебедя по голове. – Он не ущипнет тебя, я обещаю.

Царь приблизил свою руку к моей, и они образовали двойную чашу; лебеди могли кормиться одновременно. Я хихикнула, когда лебединый клюв защекотал мою ладонь. Когда птицы поели, Соломон помог мне погладить одну. Думаю, ей очень понравилась такая ласка. Когда лебеди, покачиваясь, отплыли обратно, они благодарили нас резким криком.

Проплывая мимо тенистых ветвей изящной ивы, лебеди переплели свои шеи. Я почувствовала, что Соломон смотрит на мою шею, и зарделась от мысли, что у него могли быть романтические фантазии на мой счет. Переплетя шеи, лебеди плыли по течению, и все в них говорило о том, что и этот их роман, и взаимоотношения между влюбленными – совершенно правильные, простые и естественные. Вдруг я подумала: «Мне будет легко начать отношения с Соломоном. Он был величественным, добросердечным, занимал хорошее положение; и он хотел меня. Но мое сердце онемело из-за убийства и утраты Хирама». Я глубоко вздохнула.

Что-то фиолетовое привлекло мое внимание, и я была рада, что могу отвлечься от своих чувств и мыслей. Я пошла к фиолетовому пятнышку и увидела, что это – цветок водяной лилии, который тянется вверх, к солнечному свету. Я нагнулась, чтобы рассмотреть ее красивые лепестки оттенка цвета тех закатов, которые я наблюдала по пути в Иерусалим.

– Он закрывается каждую ночь, – сказал Соломон, прервав мои размышления.

– Что? – не поняла я.

– Водяная лилия закрывается, как только заходит солнце, – пояснил он. – Совсем как человек. Когда человек забывает о том, что внутри него и в других живет прекрасный свет, он закрывается. И тогда мы не можем разглядеть его истинные цвета.

Возможно, Соломон имеет в виду меня, употребив такую метафору? Если так, что он хочет этим сказать?

– Ну, у некоторых людей внутри недостаточно света, – пробормотала я, думая об убийцах Хирама. – Как они могли быть такими равнодушными и безответственными, чтобы намеренно убить Хирама? Как ни стараюсь, но я не могу увидеть никакого света, исходящего из их сердец!

– Сокровища злобы не приносят никакой пользы, а праведность освобождает от смерти. Адонаи не позволит добрым людям голодать, но вместо этого он препятствует плохим людям получить то, к чему они стремятся.

Соломон широко улыбнулся и стал записывать что-то в свой блокнот, который всегда носил в кармане, насвистывая какую-то мелодию. Он был явно удивлен произнесенной им остроумной фразой.

Позиция Соломона неприятно поразила меня.

Я спустилась по наклонному берегу к пруду. Как он может так надменно и философски относиться к убийству Хирама? Волнует ли его вопрос, страдал ли Хирам перед смертью, или то, как я страдаю без него? Даже маргаритки приводили меня в ярость, потому что старались подбодрить меня своими солнечно-желтыми улыбками. Я сорвала три цветка и бросила их в пруд.

Я продолжала шагать к влюбленной паре лебедей, которые, как я надеялась, помогут мне взрастить в себе теплые чувства. Ведь им, как никому другому, было известно, что такое настоящая любовь.

«И ты делай так же, Македа!» – снова услышала я мамин голос.

«Мама!»

Дела были плохи и становились еще хуже.

«Знаю, я обещала оставить тебя одну, но я здесь лишь на секунду, чтобы сказать тебе одну вещь: Соломон искренен, Македа, – быстро произнесла мама, потому знала, что мое терпение быстро закончится. – Он глубоко любит тебя, всем сердцем, и в нем нет никаких скрытых мотивов. Он и ваши дети – это твоя судьба».

«Мама, но ты же знаешь, что я по-прежнему люблю Хирама!» – громко огрызнулась я, не беспокоясь о том, что подумает Соломон, и игнорируя ее высказывание о детях.

«Просто общайся с ним с открытым умом, Македа. Хоть он и обладает невероятной властью, он также очень чувствителен. Он делает все, что в его силах, чтобы выразить тебе свои чувства», – мягко сказала мама перед тем, как исчезнуть.