Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества - Стэнли Милгрэм Страница 34

На самом деле шансы попасть за решетку у разных людей разные, все зависит от того, насколько хитер отказник, есть ли у него деньги, и найдет ли он хорошего юриста, который поможет обойти закон. Если он приведет надежных свидетелей, которые подтвердят, что он человек глубоко религиозный, вполне возможно, что он получит статус лица, уклоняющегося от службы в армии по религиозно-этическим соображениям. Неравенство призывников перед законом – одна из сквозных тем глубокого и умного исследования Гейлина.

Все, кого изучал Гейлин, – отказники в особом смысле слова. Когда человек решает, что не пойдет служить в вооруженные силы, то оказывается на перепутье. Он может уйти в подполье (стратегия, лучше всего подходящая жителям негритянского гетто, где плохо налажен государственный учет). Может покинуть страну. Может уклониться от призыва, нашептав свои мнимые сексуальные секреты на ухо психиатру в призывном центре. Особенно идейные отказники идут в армию с целью развалить ее изнутри, и с точки зрения военных, несомненно, именно они опаснее всего.

Те, с тем говорил Гейлин, избрали иной путь. Они отказались от призыва и сдались властям, готовые сесть в тюрьму. Но даже в тюрьме еще остаются варианты – каждый сам решает, продолжать ли сопротивление, отказавшись в чем бы то ни было сотрудничать с тюремной администрацией, или стать примерным заключенным. Как правило, отказники избирают второй путь – позицию, соответствующую их моральным убеждениям.

Жизнь в тюрьме ужасна, и с каждым днем все очевиднее, что наказанием становится не просто время, вырванное из нормальной жизни, но и погружение в своего рода социальный ад, в котором изнываешь от скучной, бездушной авторитарной рутины и вынужден защищаться от товарищей по несчастью.

Отказники с радостью ждали очередной встречи с Гейлином, поскольку это была хоть какая-то передышка от тюремной рутины и возможность выговориться. Поэтому его исследовательский метод – пример того, какие конструктивные возможности открывает научное исследование. Сам процесс исследования стал для отказников светом в конце тоннеля. А поскольку Гейлин человек чуткий и наделен профессиональным тактом, его испытуемые вовсе не чувствовали себя подопытными кроликами. Это подкреплялось и тем, что Гейлин крайне осторожно применял психиатрические доктрины. В поисках бессознательных мотивов автор вовсе не отмахивается от сознательных. Психологические понятия для него дополняют объяснения, которые даются привычным повседневным языком, но ни в коем случае не заменяют их. Он не желает исходить из предположения, что если человек попал в тюрьму, это уже симптом невроза.

Главный исследовательский инструмент Гейлина – психоаналитическая беседа согласно принципу Фрейда, что «истина всплывает, как только перестаешь задавать вопросы». Лишь иногда он направляет разговор в интересующую его сторону. В основном он стремится изучать те чувства и мысли, о которых рассказывают сами отказники.

Такая процедура выявляет все сильные и слабые стороны психиатрической беседы. Каждая биография описана живо и образно и наделена собственным смыслом, найти что-то общее для всех случаев оказывается трудно. Интерпретирует Гейлин скудно, предпочитая, чтобы клиент сам нарисовал автопортрет. Самый перспективный с точки зрения науки факт – это порядок рождения: почти все отказники – первенцы, что предполагает, что в основе мотивации отказника лежат особые отношения с властью, следующие из роли «сына, которому предстоит занять место отца».

Симпатии Гейлина всецело на стороне отказников – подозреваю, не столько потому, что они против войны как таковой, а потому, что они сопротивляются участию в особенно грязной и отвратительной войне. Поэтому симпатии читателя будут соответственно окрашены общей антипатией к вьетнамской авантюре. Отнюдь не очевидно, что нравственное превосходство тех, кто отказался участвовать в войне в данный момент американской истории, автоматически распространится на всех отказников во всех войнах.

Хотя в некотором отношении добровольное тюремное заключение – это нечто вроде акта мученического самопожертвования, есть и разница: жизнь на этом не заканчивается, а лишь прерывается. Нам еще предстоит понять, как отказник задним числом инкорпорирует этот опыт в общую картину своей жизни. Было бы полезно побеседовать и с теми, кто отказался участвовать в других войнах и может теперь взглянуть на свои поступки с позиции прожитых лет. Особенно интересно было бы сравнить нынешних отказников с теми, кто отказывался идти на Вторую мировую войну, поскольку в то время население в целом относилось к отказу служить в армии безо всякой симпатии.

Мы восхищаемся отказниками за моральную стойкость, однако не надо путать это с действенным политическим выступлением. В тюрьмах отказники не находят себе последователей, их личное решение никак не влияет на эффективность военной машины, и если человек отказывается служить в армии, на его место просто берут следующего в очереди. Так что перед нами нравственно обоснованный, однако политически бесполезный акт, выступление героя-одиночки против системы. Поэтому ответственность за эффективное сопротивление ложится на плечи тех, кто готов пожертвовать чистотой совести ради достижения практических политических целей – избегают тюрьмы, организуют коллективные акции и готовы запятнать себя, лишь бы их сопротивление принесло плоды: можно привести пример исторических фигур вроде Вилли Брандта, который сбежал из Германии, чтобы бороться с фашизмом в норвежском подполье. Некоторые немцы так и не простили Брандта, но все же страна выбрала его премьер-министром. Посмотрим, обеспечат ли американцы подобные политические перспективы тем, кто, так сказать, принял бой в Канаде, сбежав туда от призыва.

Поскольку всегда найдутся люди, отказывающиеся от призыва по соображениям морали и нравственности, государству следует работать над усовершенствованием законодательства. До недавнего постановления Верховного Суда непреложным условием статуса лица, уклоняющегося от службы в армии по религиозно-этическим соображениям, была вера во Всевышнего. Теперь достаточным основанием, чтобы освободить человека от военной службы, могут стать и философские убеждения – ведь это тоже своего рода религия. Но тогда человек должен быть противником любой войны. Это не отражает процесса формирования моральных суждений. Может быть, человек по морально-этическим соображениям готов участвовать в одной войне, но участие в другой для него отвратительно и немыслимо. Нужно, чтобы в законе учитывалось это обстоятельство и он допускал избирательное участие в войнах. Техническая трудность состоит в разработке процедур, позволяющих отличить возражения, основанные на соображениях морали, от простого себялюбия. Наконец, необходимо, чтобы государство не обрекало отказников на жестокое и бессмысленное тюремное заключение, а обеспечивало им полезную и созидательную альтернативную службу. Авторитет книги Гейлина поможет нам продвинуться в этом направлении.