Сон разума или иная реальность - О. Странник Страница 34

И дальше мне снится громадный, паркетный, залитый светом зал. Смутно вижу много народу. В трио танцую с двумя партнерами. Но не вижу, мужчины это или женщины. Танцую и кружусь с большой легкостью, и зал превращается в сцену, но без рампы, и я танцую уже одна с закрытыми глазами. Открываю глаза и вижу, что передо мной зал, много света, зрители, я летаю в воздухе, то поднимаясь под потолок, то опускаясь – так упоённо танцую. Где-то звучит оркестр…

Как толковать этот второй сон? По Цветкову, сцена – это ложь и интриги, так же и в старорусском соннике, танцевать – то болезнь, то – успех и деньги, музыка же – радостная весть. Как примитивно! По-моему, важно, какая музыка. Растолкуем так: по Шекспиру, весь мир – театр и люди в нём актёры. Я порхаю по сцене жизни с лёгкостью после всех передряг с «тухлыми яйцами» первого сна, которые и не понадобились в старорусском соннике яйца означают, кто-то явится. Этот кто-то «тухлый» не явился, и не надо!).

Сон об отъезде. Мы с мужем куда-то уезжаем, и он несет вещи к транспорту и говорит, чтобы я взяла сумку и чемодан, а также дает листок с записями, что еще нужно взять с собой. На двух верхних листках нарисованы большие антикварные вазы. Я иду за своими вещами, сумками и одеваю длинное, из толстого шелка, белое платье с черной отделкой покроя начала века. Смотрю на себя в зеркало – прическа и небольшая шляпка, что-то между пилоткой и маленькой чалмой. Шляпка и платье – бархатные. Мое лицо восемнадцатилетнее, мало сходства со мной в жизни и я думаю, смотрясь в зеркало, какая я хорошенькая, и решаю, что в таком платье ехать неудобно, снимаю его и начинаю складывать. Вижу, что задняя половина рукавов и ворот тоже черный.

Отъезд – стремление к переменам в жизни. Платье чёрно-белое – ну, правильно, жизнь приносит и радость и невзгоды; шёлк и бархат – хорошо!

А вот видеть себя моложе, чем в жизни – очень хорошо, значит, здоровье в порядке.

Сон о стремлении на простор. Снится дача, которую мы с сыном снимаем. Вокруг вертится какая-то женщина, но я не могу вспомнить ее имя. Широко простирается ее усадьба, и вокруг усадьбы видны бесконечные, красивые поля с группами довольно высоких кустарников, голубое небо, перелески. Но между усадьбой и полями – ограда. Я знаю, что моя знакомая Нина хочет попасть туда, в поля, и погулять. Мы стоим в этой усадьбе, много людей, и я знаю, что это семья хозяйки. Я вижу ее сына, простотой похожего на Шукшина – лет тридцати, курносый, невысокий. Остальные видятся неясно. Моя знакомая Нина – высокая, дородная, в пестром платье, мы стоим во дворе дома спиной к нему, хозяйка с семьей – справа, у стены дома. Я знаю, что Нина хочет познакомиться с хозяйкой. Я представляю Нину, не помню, как зовут хозяйку, и объясняю ей, что Нина просит ее разрешения пройти через ее владения за ограду для того, чтобы прогуляться по полям, лугам, перелескам. Я знаю, что за владением хозяйки земля ничья, но чтобы пройти туда, нужно идти далеко и поэтому следует просить разрешения хозяйки. Я почему-то вру, что Нина – сестра неизвестного мне врача, пытаясь вызвать расположение хозяйки. Но Нина начинает объяснять обратное. Вдруг в ответ на эту просьбу сын хозяйки начинает со злобой не соглашаться, говоря что– то в адрес Нины, и предлагает той отдать за право прохода через их владения машину. Я недоумеваю.

Толкуя сны, в которых упоминаются имена собственные, важно знать их значение: Нина переводится как царственная, великая; это имя происходит от греческого слова Нинос – так звали основателя Ассирийского государства, такое же название носила столица Ассирии. Прекрасный пейзаж во сне, прекрасный, но труднодоступный, и дорого обойдётся туда попасть. После этих сентябрьских снов 16 октября того года я отбываю в отпуск в Италию, что стоило действительно довольно дорого, но зато – какие просторы и пейзажи!

Сон о кошке-обезьяне на понедельник. Вижу во сне, что моя кошка летает по квартире, и это я показываю каким-то женщинам. Вдруг кошка превращается в обезьяну, переодетую в похожий на униформу, цирковой костюм. Я беру эту кошку-обезьяну на руки и демонстрирую ее. В квартире очень много народу и кошка-обезьяна снова превращается в кошку. В комнате много детей, идут занятия, и я показываю детям кошку, которая время от времени становится обезьяной, и говорю маленькому, лет пятишести ребенку, чтобы тот объяснил разницу между буквой Я и буквой Д.

Лично для меня кошка – всегда положительный персонаж, семейные ценности, уют, покой. Обезьян же я вообще очень не люблю в жизни, в зоопарке никогда не подхожу к их клеткам. И в сонниках: по Артемидору – дерзкий мошенник, по Миллеру – обман, лицемерие, унижение; в старорусском – льстецы и воры. Моя квартира (архетипический Дом) – моя личная жизнь, в которой семейные ценности (кошка) сменяются всякими пакостями (обезьяна), что подтверждается необходимостью осознания моей детской наивной составляющей (внутренний ребёнок) и разницы между Я (эгоизм) и Д (Добро – название буквы Д в кириллице). Семейные ценности – Добро, кошка или пакости, эгоизм и кривляния – буква Я и обезьяна.

Сон о киносъёмке. С каким-то мужчиной я иду по скверу вдоль металлической ограды и очень четко вижу почву, песок с мелкими камешками, затоптанный ногами, и вдоль этого заграждения я волоку чемодан, двигаясь лицом к ограде. Боком, правой рукой, наклонившись, волоку за ручку, узкой стороной к себе, очень неудобно волоку этот чемодан. Правее меня ползет и дотягивается до чемодана мужчина. С усилием, в изнеможении, чтобы продержаться, он хватается за этот чемодан. Я выволакиваю чемодан и вижу перед оградой несколько человек и понимаю, что мы должны что-то делать с чемоданом. Мужчина с усилием продолжает ползти, чтобы схватиться за чемодан, хватается, я оставляю чемодан, мне жалко мужчину, я понимаю, что ему тяжело ползти, я глажу его по голове и вдруг слышу голос: «Снято!» и понимаю, что это не более, чем киносъемка. Вот уж, правда – в понедельник сон бездельник!

А вот ещё невероятно сложный для толкования сон 6-го января 1999 г. В редкой толпе людей я иду проходными дворами, закоулками, несколько человек идут впереди и позади меня уверенным шагом вдоль подворотен. Я с опаской начинаю поворачивать, вглядываясь, нет ли там тупика или неведомой опасности. Сворачивающие впереди люди пропадают из вида. Очередной поворот и впереди слева подворотня, загроможденная металлическими конструкциями: какими-то желобами, широкими трубами и строительными лесами из труб. Я заглядываю между металлическими лесами и вижу дорогу. Но для того, чтобы на нее выйти, мне следует перелезть через широкий желоб, который является направляющим для трубы шириной около двух метров.

Вдруг к этой загороженной подворотне подходят двое. Один из них с пистолетом конвоирует другого. Я прячусь за металлический край желоба, который становится выше и толще. Те двое оказываются по ту сторону металлической конструкции и тот, что с пистолетом, прячется. Оба выглядывают между трубами и стойками и словно перестают быть врагами. Целятся в мою сторону в кого-то, кто за моей спиной и, видимо, их преследует. Но пока никого не видно. На всякий случай я прячусь за толстую часть станины и, видя в просвет вооружённых людей, думаю, что металл толстый и пуля его не пробьет. Прижимаюсь к станине, на что-то нажимаю, и все приводится в движение: по желобам начинают катиться трубы, бесшумно и мягко смещаются опоры сверху вниз и справа налево, открывается проход. Только внизу остаются редкие опоры желобов и редкая решетка – все это расходится радиально, давая возможность пройти, прохожу и вхожу в большую гардеробную комнату, в которой на вешалках висят рядами светлые красивые длинные одежды. Мне что-то нужно, и я перебираю эти одежды. В окно за ними бьет яркий дневной солнечный свет, благодаря которому одежды начинают просвечивать красными, желтыми, розовыми цветами.