И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд Страница 33

Даосский мыслитель Чжуан-цзы, предположительный автор трактата, названного его именем, предпочитал странную компанию. “Чжуан-цзы” пестрит говорящими животными и насекомыми, чудовищами, превращающимися в огромных птиц, колдунами, горбунами, призраками, говорящими черепами и воскресшими правителями древности. Однако, наверное, самый странный сюжет – это дружба Чжуан-цзы с человеком по имени Хуэй-цзы. Тот был известным философом (увы, его труды до нашего времени не дошли). На основе его характеристик из “Чжуан-цзы” и некоторых приписываемых ему фрагментов можно предположить, что Хуэй-цзы был моистом и специализировался на логике. Хуэй-цзы считал, что с помощью правильного определения содержания понятий и оттачивания приемов аргументации можно продемонстрировать превосходство моистского утилитаризма. Разумеется, он думал, что достаточно аргументированно убедить людей в том, что они должны быть утилитаристами с беспристрастным взглядом на вещи. Хуэй-цзы мало подходил на роль друга Чжуан-цзы, верившего, что язык и логика – опасные ловушки.

Разумеется, Хуэй-цзы обычно выступает комическим партнером Чжуан-цзы, старательным занудой, который не может осознать недостатки чистого разума и увидеть силу у-вэй. Он всегда проигрывает в споре и иногда выглядит глуповато, но между двумя этими людьми существует искренняя привязанность. Вот характерная беседа. Хуэй-цзы рассказывает Чжуан-цзы, что правитель подарил ему семена большой тыквы: “Я посадил их в землю, и у меня выросла тыква весом с пуд. Если налить в нее воду, она треснет под собственной тяжестью. А если разрубить ее и сделать из нее чан, то мне его даже поставить будет некуда. Выходит, тыква моя слишком велика и нет от нее никакого проку”.

В Китае того времени тыквы использовали для хранения или изготавливали из них черпаки. Поэтому Хуэй-цзы разочарован. Чжуан-цзы поражен: “Да ты, я вижу, не знаешь, как обращаться с великим!” Он рассказывает Хуэй-цзы несколько историй о людях, которые использовали к своей выгоде, казалось бы, обычные или бесполезные вещи. “Вот у тебя есть тыквы, – заключает он. – Почему тебе не пришло в голову, что из них можно сделать большой плот и плавать по рекам и озерам, вместо того чтобы печалиться, что они слишком велики, чтобы быть посудой! Как будто твой разум совсем засорился!”

Хуэй-цзы не видит возможности вне рамок, определенных его воспитанием. Тыкву можно использовать способами икс и игрек; эту тыкву нельзя использовать способами икси игрек; следовательно, тыква бесполезна. Психологи называют это когнитивной ригидностью: когда усвоенные представления о вещах мешают думать о них творчески. Эта негибкость является симптомом проблемы, которую Чжуан-цзы считал основной преградой для у-вэй: склонности человека руководствоваться “разумом” – Чжуан-цзы называл так то, что мы считаем рассудочным мышлением. Позволяя разуму руководить собой, люди оказываются пленниками жестких категорий, искусственных ценностей и “инструментального” подхода, не позволяющих видеть мир ясно и плыть по течению.

Моисты вроде Хуэй-цзы являются частью проблемы. Из-за своей уверенности в том, что правильное поведение могут направлять лишь логика и расчет, они игнорируют мудрость тела. Конфуцианцы ничем не лучше. С их непоколебимой уверенностью в том, какой именно должна быть спонтанность, и строгими техниками ее развития они оказываются настолько же оторванными от мира и собственных изначальных ощущений, что и моисты. Чжуан-цзы изображает моистов и конфуцианцев в виде Труляля и Траляля от философии: каждая сторона считает свой Путь абсолютно верным и не замечает собственных ошибок.

Чжуан-цзы чувствовал, что это ведет к хаосу. Смягчающим обстоятельством в случае моистов и конфуцианцев было то, что, несмотря на свою бессмысленность, они хотя бы хотели помочь людям и улучшить мир. Проблема в том, что их “малое знание” (так Чжуан-цзы называет узкий взгляд на мир) задает тон в обществе, порождая заносчивых всезнаек, внешне благополучных и уверенных в себе, но глубоко несчастных, отчаянно пытающихся достичь счастья, которое из-за ложных представлений постоянно ускользает. Следующий фрагмент показывает, насколько “большое знание”, которого желал Чжуан-цзы, отличается от духовной нищеты и страданий, которые он видел вокруг: