Любовь и войны полов - Владимир Иванов Страница 31

Совпадали не только их пристрастия, профессии, одежда, внешние данные и характеры жён, дома и транспорт, но даже породы и клички их собак. Но это ещё, так сказать, полу-естестественно. Поразительно, что совпадали даже, и их судьбы. Выстраивалась цепочка: одни гены – одинаковый обмен веществ – одинаковые вкусы – одинаковые пристрастия – направленные на их удовлетворения одинаковые поступки – одинаковые жизненные цели – одинаковые судьбы.»

Итак – наше «подсознание» – это вовсе не «тёмный ящик Пандоры», а прежде всего наша генетика и тот наследственный обмен веществ, который мы унаследовали от всех наших предков – в нём «зашиты» и все наши вкусы, и даже и сама «судьба». Так, что желающему изменить свою жизнь и судьбу можно сказать: «Друг! Измени любую часть в своей цепочке. Даже гены, которые ты унаследовал от родителей, ты можешь изменить и передать своим потомкам лучше, чем получил сам!»

Измени свой обмен веществ изменением своего питания, или измени свои вкусы и пристрастия, или измени свои поступки, или измени свои жизненные цели. Только тогда не только твоя собственная жизнь изменится к лучшему, но изменится к лучшему и жизнь твоих детей. Это и есть самое главное наследство, что ты можешь им оставить – свой обмен веществ, как их характер!»

Но ты можешь и не работать над собой – обжирайся и предавайся разврату, но, в таком случае, уже твои дети и искупят за тебя твои шалости уже своими страданиями. Ведь, как мы увидим ниже, обмен веществ это ещё далеко не всё, что получает наше тело от тел своих предков. Отметим специально – не мы сами, а только наше тело. То есть, то самое наше подсознание, которое исключительно конкретно и которое можно всегда увидеть – вплоть да каждой отдельной его реакции…

Лирическое отступление. Летом, когда наших коров переводили на выпас в луга за рекой – у меня появлялась новая обязанность. Перевозить маму или дояра, на лодке за реку – на утреннюю и вечернюю дойки. В мои планы это не всегда вписывалось, тем более, что это только сначала мне нравилось, но быстро и надоело. Я стал отлынивать сначала от гребли, а потом, уже и от подаренной мне для этого, азартной моторки. Тем более, что в лодку повадились набиваться уже и некоторые наши соседи, которым не хотелось давать дугу по острову и двум мостам. К чести моей матери – что значит бывшая спортсменка! – она быстро научилась грести сама, и как мне кажется, это даже доставляло ей удовольствие…

Но однажды, я был застигнут врасплох, поскольку, не смог вовремя исчезнуть. Разморённый снами и солнышком, я так музыкально зевнул над рекой, что ближайшая корова перестала жевать и уставилась в мою сторону. «Как странно – заметила мама – ты зевнул, совсем как твоя прабабушка».

Об этой своей прабабушке – Меланьи Кузьмовне – я уже был наслышан. Ей не было равных, по части ветчины, которая и изменила судьбу нашего рода. Эта моя прабабка была женой зажиточного кузнеца, то есть, относилась к богатой сельской интеллигенции. И вот, как-то на Страстной, её зашёл проведать их местный батюшка. Прабабка собрала на стол было, постное угощение, но батюшка, вдруг, попросил у неё… ветчинки! Отказать она не посмела, однако после этого долго не могла придти в себя, постоянно вспоминая: батюшка на Страстной ветчинку ел!!!

После того ли случая, или после чего другого, но только моя мама вскоре оставила Веру, лихо ударившись в свою комсомолию…

Но иногда, как бы спохватясь, она вспоминала, что в детстве была «очень религиозная». Благодаря этой ли, минутной слабости сельского священника, или чему другому, но только все мы выросли в домах без икон. И потребовалось ещё несколько десятилетий, прежде чем они снова вернулись, наконец, и в наши дома…

Но то, что мне, вдруг, удалось совершить маленький подвиг – зевнуть как прабабка… Меня это удивило. А однажды, моя старшая сестра, увидев, как я вывернул стопы у картины, заметила, что именно так любил стоять и мой второй дед, которого я знал только по рассказам, уже не застав в живых. Этот дед, городской печник, был, по своему, личностью замечательной. Иногда он делал вещи, поражавшие людей. Причём, как бы, между прочим. Маму он удивил, когда у них пропала корова. Она, конечно, расстроилась, а тут и дед подоспел.

– Что это, ты, Нюрочка, плачешь?

– Да, как же мне не плакать, папаша, когда у нас корову увели!

– Это нечего. Дай-ка, мне карты. Есть они у вас?

Принесла мама ему колоду. Взял он её, да и бросил на стол. Раскрылась та колода, веером…

– Вот и смотри, говорит он…

– Проезжал тут обоз, а ваша бурёнка за последней подводой пошла. Так и дошла за ним до соседней деревни. А там отстала. И сейчас стоит во втором дворе с краю и тебе ждёт. Ей там уже и сена дали…

Пошла мама в ту деревню, а там всё, как дед сказал. Чудеса, да и только! Во, какой был. «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи!» А он, вообще, всё насквозь видел!..

Что меня и поразило – как здорово! Оказывается, многие мои предки, так и живут ещё в моём теле – уже и во мне самом! Так, может быть, я не только стою, хожу, сижу и зеваю в точности, как они, а ещё и думаю, точно так же?!

Сколько же их во мне и какие они были? Быть может, и всё моё тело не так уж и моё, если в нём нет ничего от меня самого, а каждый его жест, движение или поза уже делались, и кем-то, из предков? Уж и не оживают ли они в нас, как только мы попадаем в те же условия, в которых жили они?

Тем более, что состояния «дежа вю» не прекращались – странное ощущение, что происходящее с тобой уже случалось раньше. Особенно часто, почему-то, именно на пикниках. Стоило лишь взять корзины с едой и отправиться на моторке купаться на наш «Бежин луг», как я уже знал, что это будет. Эти состояния иногда бывали столь остры, что буквально кружилась голова, и я уже не мог даже и понять в это мгновение, в какой же из своих жизней я теперь нахожусь – в этой или уже в той? В какой?! Как хорошо понимал я тогда китайского мудреца, которому снилось, что он бабочка, а проснувшись, он никак не мог понять кто же он. Мудрец, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она мудрец? Вторым состоянием, к которому я также поначалу никак не мог привыкнуть, был периодический выход из тела. Стоило мне лишь сесть где-нибудь в кресле и наклонится над книгой, как я начинал читать эту книгу уже откуда-то из-под потолка…

Не то, чтобы меня эта моя двойственность сильно доставала – просто я никак не мог понять, что именно со мной происходит. И потом – это бывает у всех, это возрастное или… Лишь много позже я пришёл к заключению, что многие из нас живут уже и не в первый раз на Земле. А некоторые «далеко и не во второй». Так появились в моей классификации люди «полу-наполненные», «наполненные» и «полные».

К сожалению, чаще всего попадались «не наполненные». Почти. Стоило человеку лишь открыть рот и уже можно было определить его уровень развития. А иногда было достаточно и взгляда… Любопытным тут было другое: чем выше был его «духовный» уровень развития, тем более чутким и мягким был такой человек. И это не всегда зависело даже и от «глубины его «Веры». В храмах мне, иногда, попадались такие грубияны, каких и на улице редко встретишь…