Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд Страница 30

В горах погода меняется очень быстро. Я ехала по холмистой местности на самой северной кромке Скалистых гор, недалеко оттуда, где «сорвалась» во время ледолазания пару месяцев назад. Внезапно пошел ливень, дождь начинался и прекращался так резко, как будто кто-то открывал и закрывал кран. А потом я перевалила за гребень холма и увидела что-то на дороге в самом низу, подо мной.

Я ехала не очень быстро, но все равно притормозила и стала вглядываться через ветровое стекло. Почему впереди дорога выглядит так странно?

Через мгновение я въехала в полосу града. Он был везде, только что выпавший, толстым слоем лежал на дороге на протяжении, пожалуй, двухсот метров и закончился так же резко, как и начался. Это было похоже на шарикоподшипники: я как будто снова вернулась в прошлое, оказалась на той только что засыпанной гравием дороге. Почувствовала, как шины теряют сцепление с дорогой, – какое знакомое чувство!

Но с момента той аварии я выросла и многому научилась, поэтому сначала я не потеряла спокойствия и направила замедляющуюся машину к середине шоссе. Время тянулось. Я вцепилась в руль и смотрела на дорогу, приказывая чертовой машине выровняться, но чувствовала, как холодок ползет вверх по груди. В джипе не было времени испугаться, а в «тойоте» я думала, что бояться нечего.

Когда «субару» начало мотать, сначала чуть-чуть, мной овладел страх, и я завопила в ветровое стекло: «Нет, нет, только не это опять!» Машина вильнула влево и носом вперед полетела в канаву, со скрежетом врезавшись в противоположный край. А потом, как будто немножко подумав (когда я уже решила, что самое страшное позади), перевернулась, встав на крышу. И вот я снова вишу на ремне безопасности.

И снова на четвереньках я пролезала через водительское окно – на этот раз в канаву, заполненную жидкой грязью. И снова искала в перевернутой машине свой телефон и сумочку. И снова постепенно меня окружили проезжавшие мимо люди; первый из тех, кто приехал, тоже ушел в занос по граду и почти слетел с дороги, как и я, хотя моя машина, торчащая в канаве, служила хорошим сигналом того, что стоит снизить скорость.

Сезонные рабочие, направлявшиеся в Аляску, завернули меня в одеяло, угостили батончиком мюсли, дали бутылку воды и сухие носки. «Кажется, вы совершенно спокойны», – сказал один из них, и я ответила: «Не в первый раз», ничего подробно не объясняя. Одна женщина, местная, проехала немного вперед, до зоны действия мобильной сети, чтобы позвонить в полицию. Молодая семья, у которой в грузовичке было место, погрузила мои пожитки, походное снаряжение – и меня. С того момента, когда я выбралась из машины, я вела себя очень ровно, почти как робот (чувствовала себя опустошенной, говорила монотонно, находилась в состоянии оцепенения и не могла поверить, что все это происходит со мной), но, когда молодая мама наклонилась вперед с заднего сиденья кабины грузовичка и сказала: «Ваш ангел-хранитель за вами приглядывал», мое спокойствие улетучилось. Я не могла дышать. Глаза наполнились слезами, грудь сдавило, в горле запершило. Я испугалась, что, если позволю себе расплакаться, очень-очень долго не смогу остановиться.

Медсестры в больнице Форт-Нельсона оставили меня на ночь, якобы чтобы понаблюдать, хотя, я думаю, в основном потому, что знали, что мне некуда идти. Они разместили меня в пустой палате в детском отделении, и я свернулась клубочком на маленьком, обернутом пластиком матраце, а со стены на меня смотрели Покахонтас и несколько (из 101) далматинцев. Я долго смотрела в темноту, пока наконец не провалилась в сон. Чувствовала я себя ужасно. Дело не в том, что я снова попала в аварию (что со мной не так?), а в том, что при этом я уничтожила маленький красный «субару». Подруга, услышавшая об аварии, сразу же написала мне, что понимает меня. В первый раз, когда она разбила что-то из того, что подарил ей отец перед смертью, она была просто убита горем. Это трудно описать тому, кто не испытывал подобного, но мне почему-то казалось, что каким-то образом я предала маму. Ее уже нет, а я все еще ее подвожу.

На следующий день я отправилась домой на рейсовом автобусе, чувствуя себя хрупкой и потерянной. На той же неделе я снова с опаской пошла к физиотерапевту; шею опять нужно было расслаблять. Но, чтобы понять, что в этот раз урон был нанесен значительно больший, много времени мне не понадобилось. Через несколько дней после аварии я ехала в грозу на арендованной машине, и мне пришлось съехать на обочину шоссе, чтобы поплакать и восстановить дыхание. Каждый раз, когда мне нужно было совершить резкий поворот на сыром асфальте, я представляла себе, как переворачиваюсь и качусь в канаву. Снова и снова у меня возникало чувство, что шины теряют сцепление с дорогой, я живо себе это представляла – и мной овладевала паника.

Та же проблема возникла спустя несколько недель, когда в недавно приобретенном подержанном автомобиле я ехала к месту сбора, чтобы отправиться в путешествие на каноэ. Все было хорошо, если дорога была сухой, прямой и ровной, но повороты и подъемы-спуски, а также хоть какое-то количество воды на дороге заставляли меня представлять, как я лечу в канаву. Я могла реально почувствовать (не просто вообразить, я это знала!), как это будет звучать, какие будут ощущения.

Когда наступила зима, все стало еще хуже. Я вела себя настолько осторожно, что начала представлять опасность для других. По снегу и льду я ездила так медленно, что другие водители обгоняли меня рывком, несомненно костеря при этом меня. Друзья шутили, что после всех своих аварий я должна стать неуязвимой. Но сама я была уверена, что уже использовала все свои шансы. Я просто зациклилась на возможности следующей аварии и не сомневалась, что в ней уже не выживу.

В попытке меня успокоить мой друг Эрик заметил, что вождение – это очень-очень опасная штука, которой люди занимаются каждый божий день, но большинство, к счастью, забывает о том, чем это чревато. Он сказал, что просто иллюзия безопасности для меня рассеялась и теперь риск стал реальным и присутствует в моей жизни постоянно.

Однако дело было не только в этом. Тот фургон, выехавший на встречную полосу, подорвал мое доверие к другим водителям, но две аварии с переворотами, случившиеся одна за другой, подорвали мое доверие к себе.

Мне понадобилось очень много времени, чтобы признать: я могу использовать это слово – травма. В конце концов, я вышла почти целехонькой из всех своих аварий, так ведь? Но тем не менее вот она я. Пережившая травму.

В 1872 году Дарвин опубликовал книгу «О выражении эмоций у человека и животных» (The Expression of the Emotions in Man and Animals), продолжение «Происхождения видов» (On the Origin of Species) и «Происхождения человека» (The Descent of Man). В ней он описал то, как физически проявляются все возрастающие уровни страха. Когда человек достигает «смертельного ужаса», пишет он, «все мышцы тела то цепенеют, то они могут быть охвачены судорожными движениями. Кулаки то крепко сжимаются, то разжимаются и при этом судорожно подергиваются. Руки протягиваются вперед как бы для предотвращения ужасной опасности или иногда они бывают дико закинуты над головой. <…> В других случаях возникает внезапное и неудержимое стремление бежать без оглядки; порой оно бывает так сильно, что самые храбрые солдаты могут быть охвачены внезапной паникой» ^[8].