Омоияри. Маленькая книга японской философии общения - Эрин Ниими Лонгхёрст Страница 3

Первая глава называется «Моттаинай». Это чувство сожаления об утрате еще полезной вещи или осуждение расточительности – например, вы испытываете его в тот момент, когда что-то еще явно хорошее выбрасываете на помойку. Мой отец – англичанин, а мать – японка. Мне повезло – я воспитывалась в тесном контакте с бабушками и дедушками с обеих сторон. Все четверо выросли во время Второй мировой войны, хотя и по разные стороны земного шара, и их роднит между собой бережное отношение к вещам. Сейчас вопрос экологической безопасности стоит довольно остро и старые идеи обретают новую жизнь. Уважение к тому, что имеешь, ведь изобилия в будущем никто не гарантирует, – основа философии моттаинай.

Дзидзи – мой японский дедушка – оказал большое влияние на мою жизнь и сформировал мое отношение к миру. Он был генеральным директором огромной международной корпорации, сильным и незаурядным человеком. Я видела его острый ум, деловую хватку, проницательность, способность принимать решения и вести за собой людей. Но я также видела его внутреннюю, мягкую, духовную сторону, которая питала энергией его внешнюю активность. По выходным он покидал суетливый Токио и в домашней обстановке становился старейшиной религиозной общины, отцом и дедом. Наблюдая за ним в этой роли, я научилась понимать практики и традиции, которые он так высоко ценил. Я стала их использовать, уже будучи взрослой, чтобы найти умиротворение и покой даже в самые непростые времена.

На выходные он приезжал в семейный особняк в Камакуру – маленький прибрежный город примерно в часе езды от Токио. Когда-то этот городок был столицей Японии и оставил большой след в ее истории. Там располагается храм Цуругаока Хатимангу, в котором дед проводил массу времени.

Я помню, как он рисовал и ухаживал за садом, но лучше всего помню то, как он приводил в порядок дом. В дни школьных каникул я еле ползала из комнаты в комнату, обессиленная летней жарой, а дед тщательно и любовно подметал соломенной метлой энгаву – открытую веранду, куда выходила застеленная татами гостиная в японском стиле. Я размышляла, не нужно ли ему помочь, но кончалось все тем, что я шла играть с кузинами или устраивала баталии с младшей сестрой. В то время мне казалось бессмысленным его занятие, ведь в дом регулярно приходили уборщицы, а нам было запрещено бегать по комнатам в уличной обуви, так что веранда была совсем не грязной.

Сейчас я понимаю, чем он занимался. Он делал дом кирэй – чистым и красивым, и это было скорее ритуалом, чем избавлением от сора и пыли. Он очищал свой ум, демонстрировал уважение и благодарность дому, ради которого работал, и выражал признательность своему главному помощнику и союзнику – бабушке, с которой они вместе строили жизнь и воспитывали троих детей. Именно это умонастроение я и собираюсь описать в деталях в главе «Кирэй», посвященной чистоте и порядку.

Уборка была для дзидзи способом практиковать осознанность. Наверное, так же японские сёгуны занимались икебаной – устраивая цветы в вазе, они очищали ум и планировали военные операции. Дед, подметая веранду, размышлял о развитии своего бизнеса.

Он был очень трудолюбив и обладал качеством, которое японцы называют тэйнэй – точен, вдумчив и сдержан. В свои любимые домашние занятия – будь то рисование, сочинение хайку или приготовление еды для любимой внучки – он привносил те же цепкость, упорство и энергию, что делали его успешным в бизнесе. Он умел сделать так, чтобы я чувствовала себя единственной и неповторимой, но его магия работала не только для меня – он дарил это ощущение сотням людей. На его похороны пришли более 2000 человек, и каждому было что о нем рассказать. Он родился человеком с сильной харизмой, но потом многому научился сам – например влиять на людей. Он строил отношения, внимательно слушая людей и не упуская ни малейшей детали из их рассказа. В главе о тэйнэй я разовью эту мысль.

В заключительной главе первой части я расскажу о стиле и дизайнерском феномене дзакка – искусстве находить неординарные черты в простом и повседневном. Дзакка показывает, как можно активно управлять своим домом и даже шире – своей жизнью. Я постигла эту философию благодаря женщинам своей семьи – моей маме, бабушке и теткам. Через каллиграфию, икебану, чайную церемонию или приготовление еды они показали мне, что даже малые дела и простые скромные предметы несут в себе большие возможности.

Каллиграф при помощи кисти, чернил и бумаги может передать свое настроение и состояние ума в момент создания надписи, и это послание без труда уловит наметанный глаз ценителя. Цветочная аранжировка многое расскажет о смене времен года, а мастерская обработка простых ингредиентов позволяет создать блюдо, таящее в себе увлекательную историю.

Многие практики, о которых я рассказываю в «Омои», – больше, чем просто сумма отдельных их частей. У меня есть любимый японский афоризм китайского происхождения – «Катёфугэцу» (花鳥風月). По отдельности четыре составляющих его иероглифа означают «цветок» (花 – ка), «птица» (鳥 – тё), «ветер» (風 – фу) и «луна» (月 – гэцу), но в сочетании они несут дополнительный смысл – переживание красоты природы и познание через это самого себя.

Возможно, мы не каждый день можем позволить себе синрин-ёку (лесные ванны), но омои – это то, что доступно нам в любой момент. Старайтесь постоянно ощущать связь с собой, настраивать свое мышление и регулировать свое взаимодействие с миром. Чувствуя красоту природы и красоту окружения, созданного нашими руками, мы помогаем себе наладить контакт со своим «я» на более глубоком уровне. Так мы можем стать сильнее и направлять свое развитие так, как нам нравится, расти как личность и делиться добрыми чувствами с другими людьми.

Если омоияри – это искусство эмпатии, то омои – это поиск контакта со своим внутренним «я». Прежде чем пытаться помочь другим, надо познать самих себя: научиться понимать свои мысли и чувства и знать, как пробуждать, направлять в нужную сторону и использовать свой эмоциональный потенциал.