Стань неуязвимым. Как обрести ментальную броню, научиться читать людей и жить без страха - Эви Пумпурас Страница 3

А потом в один момент все прекратилось.

На смену разрушению пришел покой. Я поняла, что все позади, когда услышала эту тишину – абсолютную и оглушающую. Ничего не осталось, кроме пустоты и черноты, густой, как наполненный пылью воздух, наполнивший мои легкие. Лишь боль указывала на то, что я все еще жива. Рот и горло горели, глаза и нос жгло. Я не знала, что вся покрыта ядовитой смесью химикатов и строительных материалов и бог знает чего еще. Дотянувшись рукой до лица и проведя по нему, я ничего не почувствовала. Неужели, я и вправду заживо сгорела?

Осторожно ощупала пространство вокруг себя. Ничего. Ни расплавленного металла, ни искореженных кусков стали, приковавших меня изнутри к металлической могиле. Выставив перед собой руки, я выползла из-под стола и встала – но лишь после того, как почувствовала слева от себя надежную кирпичную стену. Ничего, кроме этой ужасной тишины и безмолвия, я не слышала. «О боже, – подумала я, – наверное, все умерли». И хотя глаза мои горели от пепла, я заставила себя открыть их широко-широко и сосредоточилась на том, что казалось мне далеким мерцающим огоньком. Я двинулась ему навстречу. Если я жива, решила про себя, значит, огонек – это добрый знак. Если умерла – тоже. Словно свеча, мягким и теплым светом он озарял мой путь, и я шла на него, пока наконец не услышала голос.

Я сразу узнала его – это был мой друг и соратник Гэбриел, и он звал меня. Никаких слов не хватит, чтобы описать то облегчение, что я испытала от этого родного голоса – ведь про себя я уже решила, что пришел конец света. Я попыталась закричать, но во рту пересохло от известковой пыли, и голос не слушался. Сплюнув пыль, я предприняла новую попытку.

– Гэбриел, это ты? Я ничего не вижу!

– Стой, где стоишь! – крикнул он в ответ. – Я иду к тебе!

Я остановилась и стала ждать, пока он до меня доберется. Гэбриел повел меня через развалины, и постепенно в глазах у меня стало проясняться. Я проводила рассеянным взглядом двух пожарных, спешащих в противоположном направлении. Вид у них был такой, словно они вернулись с поля боя. Один поддерживал другого, а тот все еще держал топор, волоча его по земле. По лицу струилась кровь.

Все вокруг напоминало съемочную площадку фильма-катастрофы, и разобрать, где что, было совершенно невозможно. Мы все шли и шли, с трудом пробираясь в кромешной тьме, – и вдруг практически столкнулись с двумя другими агентами.

– Джени? – удивленно спросил Майкл (тогда все меня так звали – сокращенно от Эвиения). – Боже мой, это ты?

В его голосе я услышала то же облегчение – и отлично поняла его чувства.

– Это я.

Вместе мы вошли в вестибюль ближайшего здания. Там уже собралось человек десять, сумевших спастись от самого страшного удара при падении первой башни. Я стояла, крепко зажмурившись, пытаясь осознать происходящее. Глаза защипало с новой силой. Теперь, вспоминая тот день, я думаю о том, какой храброй была, что не закрыла глаза перед лицом надвигающейся смерти, но все же это был не самый разумный поступок – ведь я подвергла их ударной дозе жара и пепла.

Спустя мгновение я ощутила, как кто-то заботливо промакивает мои глаза влажной тряпочкой. От внезапного прикосновения я поморщилась, но постепенно расслабилась, и жжение стало уходить.

– Так лучше? – спросил мужской голос с сильным испанским акцентом. Я открыла глаза и увидела смотрителя здания – он протирал мое лицо от пепла. Кивнув, я поблагодарила его.

Обведя взглядом помещение, я увидела маленького мальчика лет семи, который смотрел на меня. В руке у него была бутылка персиковой газировки. Вместе с матерью они подошли ко мне.

– Вот, – сказала она, протягивая бутылку. – Прополощите рот.

Я сделала большой глоток и сплюнула. Одного глотка было мало, но мне не хотелось отбирать напиток у мальчика – ему он тоже понадобится.

В голове у меня еще не до конца сформировалось понимание происходящего или того, что еще может произойти. Одно было ясно: это еще не конец. Быть может, через несколько секунд или минут рухнет и вторая башня, и нужно как можно скорее из нее эвакуироваться. Размахивая своими значками сотрудников правоохранительных органов, мы старались спокойно, но твердо донести до присутствующих, что нужно уходить из этого здания как можно дальше – и прямо сейчас.

– Все на выход, к реке, – повторяли мы. – Отсюда надо уходить.

Мы старались увести их как можно дальше. Через несколько секунд Северная башня стала оседать, и все побежали. Даже когда из-под рухнувшего Граунд-Зиро вырвалось облако пыли и окутало всех нас, мы упрямо шли вперед, спасаясь от взрывной волны, хватая по пути людей и увлекая их за собой туда, где было безопаснее; тех, кто не мог бежать, мы несли на руках. В какой-то момент я увидела, как посреди улицы остановился грузовик, из него вышел мужчина и стал растерянно оглядывать гору обломков, оставшихся от башен. Я подбежала к нему:

– Вам нельзя здесь находиться! Здесь опасно, сейчас же уезжайте!

– У меня тут двоюродная сестра работает, – ответил он с сильным польским акцентом, неподвижно и беспомощно оглядывая руины. Я отлично понимала, каково ему – ведь и у меня в этих башнях остались коллеги и друзья.

– Послушайте, – сказала я. – Вы ей сейчас ничем не поможете. Вам самому нужно спасаться!

Он разрыдался и обхватил меня руками. Так мы стояли прямо посреди дороги Вест-Сайд-Хайвей, крепко обнявшись, а мимо по обочине с обеих сторон бежали люди; проносились пожарные машины, прочь от места катастрофы, с завывающими сиренами; пожарные кричали в рупоры, что в здании прорвало газопровод, и всем нужно немедленно спасаться. Это был самый настоящий конец света!

Другие агенты звали меня, просили идти с ними, но я не могла оставить водителя грузовика, который обнимал меня и сотрясался от рыданий. Наконец я помогла ему вернуться в машину, проследила за тем, как он отъехал подальше, и вернулась к своим коллегам, чтобы вместе с ними помочь другим людям.

В следующие пару недель я работала в составе команды поисковиков-спасателей. В рамках разведывательных операций Секретной службы США и ЦРУ, чей офис находился в том же здании, что и наш, я прочесывала завалы Башни № 7, занималась поиском человеческих останков на прилежащей территории. Останки эти затем отправлялись в лаборатории, где их могли опознать родные и близкие.

Спустя три дня после случившегося мне позвонила моя подруга София.

– Они никак не могут найти Джоанну, – в отчаянии сообщила она. – Что нам делать?

Джоанна была моей давней подругой – мы вместе росли и вместе посещали общину греческих девушек. Она была доброй, живой, веселой. Работала в банке «Кантор Фитцджеральд», занимавшем 5 этажей Башни № 1 – со 101 по 105, всего несколькими этажами выше того места, куда врезался самолет. Удар сопровождался таким количеством осколков стекла и металла, что жизнь Джоанны, вероятнее всего, оборвалась – как и жизни многих других.

Когда мне позвонила сестра Джоанны Эффи, я испытала жгучее чувство вины оттого, что была жива, тогда как Джоанна, скорее всего, нет. «Мне нужен образец ДНК Джоанны, – сказала я ей, – хотя бы волос с расчески, и соскобы членов ее семьи». Повисло долгое молчание.