Власть научного знания - Нико Штер Страница 27

Каждый народ или каждая нация претерпевают постоянные изменения в своем составе […] Эти изменения могут быть во благо народа, они могут способствовать его лучшей адаптации и подлинному прогрессу; но они могут также означать медленный или быстрый процесс упадка, дегенерации (что в большинстве случаев и происходит с цивилизованным нациями)».

Законодательное вмешательство «в вопросы населения и расовой гигиены» должно базироваться на научных знаниях, чтобы не превратиться в «опасное шарлатанство необразованных профанов» (Baur, Fischer & Lenz, [1921] 1931: 20).

Примечательно, что на ранних этапах движение за расовую гигиену не укладывается четко в разделение на «левых» и «правых». Многие социалисты считали евгенику частью государственного планирования и рационализации средств производства. Многих из них привлекала возможность «планировать генетическое будущее». […] Еще в 1925 году ведущий советский журнал, посвященной проблемам евгеники, публиковал переводы статей из Архива биологии рас и общества (Proctor, 1988a: 22).

Практическая наука, на которую ссылался Ленц и которая имела своей целью прекращение дегенеративного процесса, возникла во время первой мировой войны одновременно в Германии, других европейских странах и Соединенных Штатах ^[65]. Тесное родство и взаимовлияние практически-политических и научных импульсов никогда не было секретом. На самом деле симбиоз науки и практических (политических) амбиций является тем признаком интеллектуального развития расологии, который как раз и обеспечил ее становление, а также поддержку и резонанс среди общественности. Одним из главных создателей евгеники в Германии был практикующий врач Вильгельм Шалльмайер (1857–1919). Изданная им в 1891 году брошюра носит название, которое говорит само за себя: «Об угрозе физического вырождения культурного человечества». В 1903 году Шалльмайер участвовал в конкурсе, который преследовал однозначно политическую цель и финансировался Фридрихом А. Круппом. Конкурсный вопрос звучал так: «Чему нас учат принципы теории происхождения применительно к внутриполитическому развитию и законодательству государства?» Статья Шалльмайера «Наследственность и отбор в жизни народов» заняла первое место и, по мнению Фрица Ленца (Lenz, 1924: 224), на протяжении долгих лет оставалась «лучшим изложением основ евгеники на немецком языке».

Когда в 1920-е годы формировалось международное исследовательское поле расологии, практиковавшие ее ученые находились под влиянием общего для западной культуры перехода от религиозного к псевдообъективному, расовому антисемитизму, на который они, в свою очередь, тоже оказывали влияния. Далее мы попытаемся расширить наше понимание этого процесса, рассмотрев тот его аспект, который имел наиболее ощутимые последствия, а именно взаимосвязь между расологией, расовой политикой и Холокостом. Мы кратко осветим историю понятия «раса» начиная с его появления в теории эволюции и заканчивая его тщательной проработкой в сочинениях ведущих расологов той эпохи, в первую очередь Ленца, Ойгена Фишера и их коллег. Затем мы проследим, что связывало расологические исследования и близкие к ним географические и социальнопсихологические теории о влиянии климата, возникшие в тот же период. Расширив таким образом диапазон нашего исследования, мы сможем предложить более полный обзор метода, с помощью которого формировалась нацистская политика расовой гигиены. Мы полагаем, что положения этой политики основывались не на невежественных предрассудках или параноидальных идеях шизофреника, а были результатом исследований, которые в то время воспринимались как строго научные и осуществлялись уважаемыми учеными.

Таким образом, мы попытаемся показать, что Холокост в определенном смысле был научно «оправдан» ^[66]. Взаимовлияние наук о расе и расовой политики, а также то, как вместе они привели к санкционированному государством геноциду, на наш взгляд, являются недвусмысленным и вселяющим беспокойство примером того, как знания могут обернуться властью, а власть – знанием ^[67]. В свете разоблачений прошлых лет, в частности о том, что шведское правительство за нескольких десятилетий стерилизовало несколько тысяч «ненужных» граждан (Balz, 1997), очевидно, что обществу очень тяжело противиться искушению использовать науку для нарушения прав человека (см. также Freiburg, 1993).