К черту все! Берись и делай! - Ричард Брэнсон Страница 27

– Мистер Брэнсон, – мягко произнес он, – какую жену вы бы предпочли: американку или японку? С американскими женами большие сложности: разводы, алименты. Японские жены надежны и спокойны.

Однако «надежные и спокойные» вовсе не означало «слабые». Нас это вполне устраивало – и мы остановились на компании, принадлежавшей этому японцу.

Самые лучшие из усвоенных мною уроков жизнь преподносила мне тогда, когда я делал что-нибудь незаконное. Меня ловили, после чего следовала расплата. В те давние времена я был кем-то вроде длинноволосого то ли хиппи, то ли пирата. Это казалось игрой. Я думал, что отчаянно смел – но на самом деле столь же отчаянно глуп. Некоторые вещи не стоят того, чтобы ради них рисковать.

В семидесятые мы все были немножко хиппи. Общее настроение выражалось словами «мы против них». Вместе со всеми прочими бунтарями, многие из которых ныне стали известными актерами, писателями, музыкантами и политиками, я ходил на марши протеста против войны во Вьетнаме, размахивал транспарантами, убегал от полиции и забирался на цоколь колонны Нельсона. Протестовать было весело, но мы по-настоящему ненавидели вьетнамскую войну. (Хотел бы я, чтобы с такой же страстностью мы протестовали против войны в Ираке.) Пиратские радиостанции гнали музыку по радиоканалам через офшоры. Наркотики потреблялись вагонами. Это был тотальный кайф.

Задуманная авантюра показалась мне классным и чистеньким трюком, к тому же я убедил себя, что все это почти легально. Затеял я ее случайно, весной 1971 года. Virgin уже была известна тем, что продавала отличные и недорогие грампластинки, и мы получили большой заказ из Бельгии. Если ты экспортировал эту продукцию в Бельгию, то налогом в Англии она уже не облагалась. Я купил диски без всякого налогообложения напрямую у крупных компаний грамзаписи вроде EMI и нанял фургон, чтобы отвезти их на пароме через Ла-Манш. Мы планировали прибыть во Францию, а уже оттуда рулить прямо в Бельгию. Я и понятия не имел, что во Франции придется платить пошлину, даже если ты собираешься проехать через страну транзитом.

В Дувре таможенники проштамповали бумаги с указанием количества дисков, которые я вез. По прибытии во Францию с меня потребовали доказательство, что я не намереваюсь продавать эти грампластинки у них. Я показал свой заказ из Бельгии и сказал, что мы просто едем через Францию транзитом, но все было бесполезно. Французы заявили, что оставят мой товар на таможенном складе, пока не заплачу пошлину.

Я был и расстроен, и разъярен: ведь мои намерения абсолютно честны, без всякого подвоха. Мне казалось, что французская таможня закрутила гайки сверх всякой меры. Я скандалил, они не сдавались – и, поскольку платить я не хотел, мне пришлось вернуться на пароме в Дувр со всеми дисками. Я был в ярости: потерять и время, и отличный заказ! Но уже по дороге в Лондон до меня дошло, что в моем распоряжении оказался целый фургон не подлежащих обложению грампластинок. В подтверждение этого у меня даже проштампованы таможней бумаги! Я подумал, что диски можно продать через нашу почтовую рассылку или в магазинах Virgin и заработать на этом деле дополнительные пять тысяч фунтов.

Конечно, операция была противозаконной, однако я подумал, что не такое это уж и преступление – воспользоваться положением, в котором не по своей вине оказался. В конце концов, поначалу ведь собирался сделать все по-честному. На тот момент Virgin задолжала банкам пятнадцать тысяч фунтов. Вся ситуация казалась неожиданной удачей – как будто сама судьба помогала нам расплатиться с долгами. Нарушения правил всегда сходили мне с рук, и я подумал: сойдет и сейчас. И все прошло бы прекрасно, если бы не разыгравшаяся жадность. Вместо того чтобы продать один фургон грампластинок, я предпринял четыре поездки во Францию, каждый раз делая вид, что диски идут на экспорт, – и каждый раз, оказавшись на французской территории, тут же разворачивался еще до того, как пройти французскую таможню. В последний раз даже не стал заезжать на паром. После того как товар был проштампован таможней, я просто объехал порт в Дувре по кругу, въехав в одни ворота и выехав в другие, после чего направился прямо домой. Уверен, что, если бы меня не поймали, так бы и катался без конца. Ведь схема была невероятно простой! Увы, все оказалось не так просто. За мной уже велось наблюдение.

Настоящая проблема заключалась в том, что я оказался мелкой рыбешкой в гораздо более крупной афере, затеянной крупными сетевыми магазинами грамзаписи. Схема была такой же, как и та, на которую я наткнулся совершенно случайно – только работали они с гораздо большим размахом и откровенным цинизмом. Я прокручивал всего лишь один фургон с популярными у нас дисками, продавая их в нашем единственном магазине на Оксфорд-стрит – хотя, признаюсь, мы уже собирались подбросить пару фургонов в магазин, который вот-вот должен был открыться в Ливерпуле. Но у крупных игроков действовала более продуманная и более разветвленная система поставок по всей стране. Анонимный звонок, раздавшийся среди ночи, когда я уже лежал в постели, предупредил меня о готовящейся на следующее утро облаве. Эта новость шокировала меня, и, как в тумане, я слушал рассказ неизвестного мне человека о том, что все диски EMI, которые я купил на экспорт, проштампованы невидимой буквой «Е», которую можно увидеть только в ультрафиолетовом свете. Прежде чем повесить трубку, незнакомец сказал, что помогает мне потому, что когда-то через нашу службу помощи студентам я отговорил его друга от самоубийства.

У нас была одна ночь на то, чтобы избавиться от всего беспошлинного товара. Я позвонил Нику и Тони, и мы разбежались в поисках круглосуточных аптек, где можно было бы купить пару кварцевых ламп. Мы встретились на складе, где принялись вытаскивать диски из конвертов и светить на них лампами. Когда перед нами засияли здоровенные буквы «Е», запаниковали и стали носиться взад и вперед по всему складу, набивая фургон коробками с грампластинками, после чего погнали машину по пустынным ночным улицам. Мы не собирались спрятать их в каком-нибудь другом месте или попросту уничтожить – что было бы самым разумным. Нет. Вместо этого мы выставили их на полки нашего магазина на Оксфорд-стрит! Это было совершенным идиотизмом, но мы пребывали в уверенности, что таможня нагрянет с облавой на склад и не станет шерстить еще и магазины. К тому времени, как шесть здоровенных инспекторов таможни, настроенных очень серьезно, ворвались на наш склад, я ухмылялся, глядя, как они ищут нелегальные диски. Мы даже помогали им, вынимая грампластинки из конвертов и вручая им для проверки, и понятия не имели, что в то же самое время их люди ведут обыск в наших магазинах. Я был в состоянии полного шока, когда меня арестовали, отвезли в Дувр и посадили в камеру.

Происходящее напоминало дурной сон. Я думал, что сажают только преступников. Но, сидя в одиночке под слепящим светом голой двухсотваттной лампочки, постепенно осознал, что никакой я не хиппующий пират. Что это была не игра. Что я действительно оказался преступником. Мне вспомнились слова директора моей школы. Когда я бросил учебу в шестнадцать лет, он сказал мне: «Брэнсон, я гарантирую, что ты либо сядешь в тюрьму, либо станешь миллионером».

Миллионером я пока не был – а вот в тюрьму сел. Мои родители всю жизнь вбивали мне в голову: единственное, чем должен дорожить в жизни человек, – это своим добрым именем. Ты можешь быть богат, как Крез, но, если люди не доверяют тебе, твое богатство ничего не значит. Лежа на голом матрасе под потертым куцым одеялом, я дал себе слово, что больше никогда ничего подобного не сделаю. До конца дней своих я буду честен.