Практикум по гештальт-терапии - Ральф Хефферлайн Страница 26

Поэзия — искусство выразительной речи — основывается на способности поддерживать молчаливое осознавание потребностей, образов, чувств, памяти, в то время как слова возникают и организуются так, что начинают представлять собой уже не банальные стереотипы— они пластически организуются в выражающую богатый опыт фигуру. Такие слова выражают то, что имеет невербальную основу.

Прислушайтесь к своей внутренней речи и постарайтесь ее интерпретировать: ее ритм, тон, «ходовые» фразы Кому вы говорите? С какой целью? Придираетесь и ворчите? Льстите кому-то? Не поворачиваете ли вы фразы так, будто что-то скрываете — сами не знаете что? Стараетесь произвести впечатление? Или это блеф? Или вам нравится, как слова текут, цепляясь друг за друга? Есть ли у вашей внутренней речи постоянная аудитория?

Большая часть того, что вы считаете оценками и моральными суждениями, — это ваша внутренняя речь во внутренних драматических ситуациях. Если вы способны останавливать внутреннюю речь, поддерживать внутреннее молчание, вы сможете яснее и проще оценивать факты и свое отношение к ним.

Мы приведем несколько отчетов студентов об этих опытах. Большинство рассказывает о разочаровании при прослушивании записи собственного голоса: он звучал выше, тоньше, менее сильно и т. д., чем казался говорящему. Некоторые, однако, были удивлены приятно. Значение этого ощутимого различия в некоторых случаях подвергалось большому сомнению. «Я согласен, что представление человека о себе обычно отличается от его реальной личности. Но нежелание принимать звукозапись своего голоса за собственный голос не может быть мерой этого. Что тогда делать с тем фактом, что чем больше человек привыкает слышать свой голос в записи, тем больше он его узнает и принимает как свой? Следует ли на этом основании полагать, что его представление о себе при этом становится более близким к его действительной личности? Я думаю, что нет». Хотя здесь идет речь о сравнительно небольшой проблеме, давайте обсудим ее вкратце. Человек может испортить индикатор. если он показывает нечто нежелательное. Если человек встает на весы, а потом, неудовлетворенный результатом, сдвигает стрелку, это, конечно, не указывает на изменение его веса; если к тому же ему удается «погасить» осознавание того, что он сам непосредственно воздействовал на индикатор, он может дурачить себя, полагая, что то, что сначала ему не нравилось, теперь исправлено. Если после первого шока от записи своего голоса человек пускается в рационализации по поводу разницы в прохождении звука по костям и по воздуху, несовершенства средств звукозаписи и пр., он может легко успокоить себя представлением об искажениях, которые вносятся записью в то, что он считает своим голосом. Между тем, принятие звукозаписи своего голоса за свой реальный голос, что на самом деле постепенно происходит, по меньшей мере до некоторой степени действительно сближает самоосознание и реальную личность.

Слушание внутренней речи вызвано множество комментариев: «В моей внутренней речи звучал тон придирчивости. Как будто я не удовлетворен вещами, как они есть и все время сердит на себя, недоволен и ворчу». «Я обнаружил, что не просто разговариваю сам с собой, а будто читаю длинную проповедь невидимому собранию. Часть этого бессмысленна, не имеет логической связи, но все это отличает общий агрессивный, насильственно-убеждающий тон, который я по-видимому, считаю необходимым для хорошей речи перед публикой. Моя внутренняя речь медленна и довольно искусственна».

Попытка обрести внутреннее молчание вызывает наибольший интерес и разнообразие отчетов: «Мне показалось совершенно невозможным найти то, что вы называете «внутренним молчанием». Честно говоря, я почти уверен, что такое невозможно, и если кто-то рассказывает, что достиг этого, откуда вы знаете, что он не дурачит вас?»

«Мне удалось поддерживать внутреннее молчание в течение коротких отрезков времени, но это было скучной потерей времени. Это мимолетное, неестественное состояние, потому что сразу же приходит мысль, что нужно вернуться к нормальной деятельности, потому что есть вещи, на которые нужно обратить внимание, дела, которые нужно закончить, — интересные и осмысленные».

«Пытаясь достичь внутреннего молчания, я почувствовал, что мышцы горла настолько напряглись, что я должен был прекратить это глупое занятие, чтобы не закричать».

«Я обнаружил, что поддержание «внутреннего молчания» вызывает во мне нервозность и беспокойство. После примерно трех минут я был готов чуть не выпрыгнуть в окошко. Это напомнило мне детские соревнования — кто дольше просидит под водой».

«Эксперимент на внутреннее молчание — это нечто, чего я не могу. Как будто я не дышу и начинаю судорожно ловить воздух, чтобы выскочить из этого. Но я знаю, что именно отсутствие внутреннего молчания не дает мне заснуть в течение двух часов, когда я ложусь спать. Этот внутренний голос гудит и гудит, не останавливается».

«Я совершенно не ожидал, что мне удастся создать полное молчание, и был очень доволен, хотя и озадачен, обнаружив, что это все-таки возможно и создает восхитительное, некоторым образом «полное» чувство».

«Это восхитительно! Мне удается это только на короткие мгновения, но когда удается — это поистине чудесно, и какое освобождение от непрерывной внутренней болтовни!»

«Я не могу удержаться от «говорения» одним или несколькими голосами сразу. Молчание, которого я пытаюсь достичь, возникает на мгновение, которого я не могу измерить, это практически вообще не имеет времени. Затем оказывается, что я начинаю делать заметки в своем мысленном блокноте, то есть начинаю выслушивать компетентные описания того, когда и почему молчание прервалось, — что само по себе и прерывает молчание. Например, вот есть молчание. Затем я замечаю звук дождя и в молчание проникает метка: «дождь». Ментальная записная книжка сразу пополняется замечанием, что первым подкралось наименование чего-то, — и скоро все это превращается в мою обычную внутреннюю болтовню».

«Мне совершенно не удавалось внутреннее молчание до прошлого воскресенья, когда я прогуливалась в парке с моим мужем. На некоторое время я не была погружена в обычные «заботы», которые занимают мой ум. Внезапно я схватилась за беднягу и закричала: «Вот оно!». Это, конечно, прекратило молчание, но на короткое время, без единой мысли, я переживала ландшафт, ветер, ритм наших шагов и другие подобные вещи. Если это и есть опыт внутреннего молчания, то назвать это «чудесным» — значит сказать слишком мало».

«Наиболее волнующим и трудным экспериментом были мои попытки создать внутреннее молчание. Большую часть времени мне это не удавалось, но иногда, когда удавалось на несколько секунд, я бывал поражен возникающим чувством огромной потенциальной силы и релаксации. К сожалению, через несколько секунд я уже начинаю внутренне говорить об этом самом успехе — что, разумеется, сразу же разрушает его».

Эксперимент 9: Интегрирующее осознавание

Если вы серьезно поработали над предыдущими экспериментами — над ощущениями тела, эмоциями и вербализацией, — вы уже чувствуете себя более живым и более спонтанно-выразительным. Мы надеемся, что вы все в большей степени обнаруживаете, что для поддержания этого чувствования себя вовсе не нужно постоянного усилия, которое поначалу казалось необходимым. Вы не распадаетесь на части или куски, не «сходите с ума», если ослабляете произвольное сдерживание, принудительное внимание, постоянное «думание» и активное вмешательство в черты своего поведения. Наоборот, ваш опыт становится все более связным, организующимся в единое целое. Это и есть подлинная самоинтеграция, в отличие от принудительной, произвольной самоинтеграции, поддерживаемой намеренным подавлением каких-то тенденций поведения и принудительным «выдавливанием» из себя других.