Искусство мыслить правильно - Александр Ивин Страница 26

Несколько иначе обстоит дело с доказательством того, что любая часть речи — это существительное, хотя ошибка здесь та же самая. Слова «глагол», «наречие», «прилагательное», «местоимение» употребляются в качестве своих имен и являются, конечно, именами существительными. Но для доказательства требуется, чтобы слово, скажем, «глагол» использовалось в своей обычной роли и обозначало глаголы, а не само себя. В доказательстве допущена, таким образом, ошибка. Она опирается на двусмысленность слов «глагол», «наречие», «прилагательное» и т. д., обозначающих и самих себя и соответствующие части речи.

Вот эпизод из воспоминаний С. Ермолинского о Михаиле Булгакове. Булгаков, развлекая заболевшего И. Ильфа, рассказывает ему в лицах комичный случай — свое знакомство в посольстве: «Любезный советник из Наркоминдела представил меня некоему краснощекому немцу и исчез. Немец, приятнейше улыбаясь, сказал: «— Здравствуйте, откуда приехали? — Вопрос был, как говорится, ни к селу ни к городу, но немец говорил по-русски и это упрощало дело. — Недавно я был в Сухуми, в доме отдыха. — А потом? — спросил немец, совсем уже очаровательно улыбаясь. — Потом я поехал на пароходе в Батум… — А потом? — Потом я поехал в Тбилиси. — А потом? — Я с некоторой тревогой взглянул на немца. — Потом по Военно-Грузинской дороге мы приехали в Орджоникидзе, раньше он назывался Владикавказ. — А потом? — Въедливая назойливость немца решительно мне не нравилась, я оглядывался с беспокойством. — А потом? — с той же интонацией повторил немец. — Потом… вот… я в Москве и никуда не собираюсь. — А потом? — продолжал немец. Но тут, к счастью, промелькнул советник из Наркоминдела, я не дал ему улизнуть и схватил его под локоть. — Послушайте! — начал я возмущенно. — А, — вскричал наркоминделец. — Я совсем забыл! Он ни черта не знает по-русски кроме двух-трех слов. Плюньте на него! — И потащил меня от немца, который стоял по-прежнему нежнейше улыбаясь, с застывшим вопросом на губах: — А потом?» Ильф слушал с коротким смешком, неотрывно следя за рассказчиком, а затем перестал смеяться, опустил голову и произнес, хмуро повторяя интонацию немца, как только что это делал Булгаков: «— А потом? — и посмотрев на него, добавил другим тоном: — Что все-таки потом, Михаил Афанасьевич?» Булгаков комически развел руками: «— О чем вы говорите, Ильф? Вы же умный человек и понимаете, что рано или поздно все станет на свои места». В этом эпизоде немец, знавший всего несколько слов по-русски, конечно же не понимал того, что ему отвечал Булгаков. Создавалась видимость оживленного диалога, хотя на самом деле собеседники не понимали друг друга. Оборот «А потом?» употреблялся немцем почти что в материальной роли, как имя самого себя, не более. В устах же Ильфа этот оборот приобрел совершенно иной смысл, обеспокоивший Булгакова.

Чтобы избежать двусмысленностей и непонимания, связанных с путаницей между обычной и материальной ролями слов, как правило, используются либо дополнительные слова в формулировке утверждения, либо кавычки, либо курсив.