Взывая к мифу - Ролло Мэй Страница 26

В области психоанализа все это вылилось в миф об изменении самого себя: мы, американцы, должны найти в себе нового человека, новый набор ожиданий. Наиболее важное последствие этого мифа состоит в том, что типичный американец обращается к психоаналитику не для того, чтобы «излечиться», а для того, чтобы найти и обрести новую жизнь, для того, чтобы изменить свою жизнь, чтобы жить иначе.

Изменение – сакральное слово в Америке: мы не только верим, мы молимся на них и поклоняемся им. Мы ощущаем, что это – о нас. И мы увидим, что это – суть неколебимой веры Гэтсби в свою способность побороть свой акцент, изменить свое имя, буквально заново изобрести самого себя. Де Токвиль видел это очень четко:

У американца просто нет времени для того, чтобы крепко к чему-то привязаться, он вырастает привыкшим к постоянным изменениям и до своего конца считает это чем-то естественным для человека. Он ощущает необходимость этого, более того, он без ума от этого; нестабильность – как ему кажется – вместо того, чтобы означать бедствие, порождает для него только чудеса.

Подобные изменения, неважно, воспринимаются ли они как акт провидения или как прогресс, всегда в Америке считаются делом хорошим. В политике, которая сплошь является полем для воплощения мифов, миф о новизне играет важнейшую роль: и в самом деле, «новый курс» (президента Рузвельта. – Примеч. пер.), «новые рубежи» (президента Кеннеди. – Примеч. пер.), свежая кровь, новое ви́дение. Никто в этой стране не стоит на позициях защиты старых рубежей. Можно припомнить, что очарование, которое Кеннеди вызвал у избирателей, отчасти базировалось на том, что он выражал собой новые идеи, молодость, которая оставляет все старое в прошлом. А вот действительно серьезный вопрос – о качестве этого нового – ставится очень редко. В этом Новом Свете считается, что новое всегда лучше только потому, что оно является новым. Таков миф об изменениях, в котором мы надеваем новое «Я», следуем за убежденностью Куэ (Émile Coué): «Каждый день и во всех отношениях я становлюсь все лучше и лучше».

Такой общий настрой связан с тем фактом, что мы считаем историю чем-то малозначимым – даже такую короткую, как история этой страны. Мы отстраняемся от европейской истории с чувством облегчения. Очень многие американцы втайне считают, что Генри Форд был прав, когда говорил: «История – это фигня!» Для него история началась с «изобретения» фордовских дешевых тачек. Будучи сосредоточенным лишь на настоящем и будущем, наш миф пренебрегает имеющимся богатством американской истории. А само стремление к новизне и ожидание перемен любого вида препятствует какому-либо реальному прогрессу в психотерапии. Пациент психоаналитика в ожидании новой жизни теряет значительно бо́льшие ценности глубокого внутреннего равновесия и спокойствия.

Но одновременно, если проследить, как этот миф работает в нашей нынешней жизни, у нас исподволь возникает подозрение, что, используя наши методы «новой эры», мы просто бежим. Когда мы рассуждаем о личностных изменениях, нам требуется какое-то слово-определение с бо́льшим мистическим наполнением. Поэтому-то и родился термин «трансформация»: мы говорим, что вовлечены в «трансформацию личности». В 1970-е годы Вернер Эрхард организовал EST-семинары, а возникшее на этой основе движение стало распространяться во всей стране со скоростью пожара в степи.

Около полумиллиона в основном молодых, состоятельных, белых американцев… платили Эрхарду и его сотрудникам где-то 300–500 долларов для того, чтобы в течение выходных пройти трансформацию своей личности и превратиться из растерянного растяпы-неудачника в уверенного в себе, не боящегося ответственности и «схватывающего все на лету» человека, принимающего на себя полную ответственность за течение своей жизни ^[80].

Но этому мифу была уготована короткая жизнь. Лет через пять эта «трансформационная лихорадка» стала проходить, и скоро уже никто не слышал ничего о EST, как они коротко назывались. Неудивительно, что Эрхард «трансформировался» сам. Он теперь разработчик «системы прорывов» для меняющихся бизнесов, которая получила название «трансформационные технологии». Деньги теперь должны делаться в рамках корпораций. Вот как говорит об этой новой форме трансформации описывающий ее наблюдатель:

В нашей культуре, делающей акцент на рождении заново, отбрасывании старого и замене его новым, где разговоры заменили собой работу по исправлению ошибок, быстрая трансформация стала такой же простой и доступной для каждого, как и фастфуд. Кажется, что теперь уже не так важно, кем ты становишься в процессе трансформации, важен только сам факт того, что ты трансформировался. А если ты все еще остался тем же самым неполноценным животным – несмотря на то, что щеголяешь новыми умными словами, просто пройди еще одну трансформацию ^[81].

Миф о Протее

Древнегреческий бог Протей олицетворяет собой миф об изменениях. Каждый раз, когда он оказывался в каких-то опасных или трудных ситуациях, он имел возможность превратить самого себя во что-то другое, принять какую-то новую форму, которая обеспечивала ему безопасность, будь это животное, или дерево, или насекомое. Американский психиатр Роберт Лифтон прекрасно описал такой тип личности, которая находится в перманентном процессе изменений, и назвал таких людей «протеями». В очень значительной степени миф об изменениях в Америке – бесконечная погоня за новизной, стремление к трансформации – является для нас способом побега от тревожности и страхов, как это было с Протеем. В «Одиссее» Гомер описывает Протея, когда Одиссей со своими спутниками встречается с этим лукавым типом для того, чтобы в обязательном порядке узнать от него, как им добраться домой: