Хорошие девочки не получают больших денег и лучших мужчин! - Карен Финерман Страница 25

Звонки, поступающие от «заинтересованных» инвесторов, тоже не были оптимистичными. Я помню письмо от одного инвестора, который хотел выйти из нашего фонда, потому что он совершенно потерял веру в нас и «не мог больше ни минуты участвовать в этом ужасном представлении». В общем, наш портфель ценных бумаг трещал по всем швам.

Я едва могла смотреть на монитор компьютера, мерцающий каждый раз, когда торговались наши акции. Новости были исключительно плохими. Я ненавижу насилие и кровопролитие, но состояние нашего портфеля ценных бумаг превращало фильмы Тарантино в сказку «Бэмби». Каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, я вздрагивала, думая, что это звонит очередной инвестор, решивший покинуть корабль. И в большинстве случаев мои страхи подтверждались. Вспоминаю звонок от одного из наших самых крупных инвесторов, который путешествовал по Японии. В свое время он посоветовал ряду крупных японских страховых компаний инвестировать в нашу фирму. На сей раз он сказал: «Послушайте, я хочу вас предупредить. Они все хотят выйти. Все до одного». Я вежливо поблагодарила его, но внутри у меня все перевернулось.

Прямо на глазах наш портфель ценных бумаг распадался, а бизнес взрывался. По мере того как стоимость наших активов стремительно падала, перед нами вставал неизбежный вопрос возврата вложений, который появляется с нестабильностью рынка. Инвесторы всегда хотят вернуть свои деньги, когда видят, насколько велик ущерб, причиненный портфелю. Значит, нам придется продавать ценные бумаги по любым ценам, чтобы вернуть им эти деньги, независимо от того, какова истинная стоимость наших активов. Затем начали уходить наши аналитики, которых переманивали другие фирмы, почуявшие кровь. Некоторые настоящие друзья звонили и высказывали слова поддержки, выражая уверенность в том, что скоро мы выплывем на поверхность. Другие, не столь преданные, звонили, чтобы узнать величину ущерба, а потом сплетничать на эту тему.

Однако был один крупный инвестор, сохранивший нам верность, и я всегда буду помнить его. Несколько его партнеров пришли на встречу с нами, чтобы оценить ущерб, и вынесли вердикт: «Мы все же верим в вас». Тот инвестор (очень крупное учреждение в области хедж-фондов) бросил нам спасательный круг. Я благодарна ему по сей день.

После четырех суматошных месяцев кровотечение наконец прекратилось. Рынок стабилизировался (отчасти этому способствовала неожиданная фиксация ставки Резервного фонда). Возникла обратная тенденция – рынок вновь поднялся. И в этом море оставались только обломки нашего судна. Мы получили новый приток наличных от проданных ценных бумаг, но все же понимали, что нам понадобятся огромные суммы, чтобы погасить задолженности, которые необходимо было выплатить к концу года. В мире хедж-фондов инвесторы могут забирать свои деньги только раз в год (часто с 90-дневным уведомлением), и мы не имели права подойти к этому моменту с недостатком наличности. По мере того как рынок быстро возмещал потери, мы лишь зализывали раны. Мы вынуждены были заканчивать год со слабой экономической активностью на рынке с унизительными 44 % без какой-либо возможности улучшить ситуацию за последние недели года.

Поскольку в первой половине 1998 года рынок поднялся так резко и самые большие «голубые фишки», то есть крупные компании, такие как Gillette, Coca-Cola и P&G, торговались, на наш взгляд, слишком дорого, по явно завышенным ценам, мы решили сосредоточиться на оказавшихся в тени гигантов мелких фирмах, акции которых стоили гораздо дешевле или казались недорогими. Но ничто не было таким, как казалось.

Как капитаны нашего судна мы в тот год…

• Пострадали от собственного высокомерия. Вплоть до 1998 года мы редко ошибались. (Возможно, мы ошибались, но нас, без нашего ведома, выручала сила рынка.) Нам не приходило в голову, что мы, вероятно, допустили много инвестиционных промахов не только в отношении ценных бумаг, стоимость которых на рынке будет падать, но и в отношении тех активов, в которых наше инвестиционное положение было ошибочным.

• Осуществляли неправильный хедж (страхование). Мы выстроили портфель ценных бумаг компаний с малой капитализацией, но хеджировали, или страховали от возможных потерь, посредством большой капитализации, что вообще не работало, поскольку в ходе кризиса деньги хлынули в надежные крупные компании, соответственно уплывая из мелких фирм. Таким образом, вместо того чтобы нейтрализовать наши потери, страхование только усугубляло ситуацию. Наши мелкие компании буквально подвергались избиению, потому что им катастрофически не хватало ликвидности, то есть покупателей на имеющиеся в продаже акции. А самым большим инвестором, который хотел продать и которому это было необходимо, являлась наша компания. Мы на собственном опыте узнали, что происходит, когда вы перерастаете роль инвестора и превращаетесь в рынок. Вы не можете диктовать свои правила, потому что все карты у покупателей. Только они определяют цены, и вам остается лишь принять их, независимо от подразумеваемой стоимости вложения. Мы полагали, что диверсифицируем свой портфель посредством вложений в малые компании, но на самом деле нам пришлось торговать мелкими неликвидными компаниями по заниженной цене.

• Не слишком хорошо знали ключевых клиентов, или они не знали нас. Мы предположили, что инвесторы понимают и разделяют наш подход, но, оглядываясь назад, я понимаю, что ситуация была иной. Дело не просто в том, что они проявили малодушие или увидели более привлекательную возможность. Они на самом деле не оценили то, что мы пытались сделать. Мы так и не смогли убедить наших иностранных инвесторов оставаться с нами, и все они в конце года вывели свои деньги, как и многие крупные фирмы США.

• Запаниковали, что отчасти объяснимо. Мы не знали, останутся ли с нами инвесторы после погашения задолженностей, мы опасались, что нам не хватит наличности, необходимой для выполнения этих обязательств. Это означало, что мы почти гарантированно разоримся и навсегда испортим свою репутацию. Мы продали все, что было возможно, закончив 1998 год в абсолютном минусе, в то время как глобальный рынок к концу того же года восстановил позиции и начал получать ошеломляющие доходы, вот только мы в этом никоим образом не участвовали.

Вот так за шесть месяцев мы умудрились убить Золотого Гуся, который нес золотые яйца. Нашего гуся, над которым мы неустанно трудились и который, как мы предполагали, будет жить вечно. Помимо прочего в этот сложный период я оказалась владелицей огромных апартаментов, расходы на которые я частично покрыла с помощью займа от Джеффри, поскольку домовладелец настаивал на единовременной 100-процентной выплате и не соглашался ни на какие закладные или рассрочки.

Стресс от краха бизнеса и личные финансовые потери несколько подточили мое здоровье, и единственным утешением служило то, что я похудела на 15 фунтов без всяких усилий, потому что была слишком подавлена, чтобы есть.

К 33 годам я прошла путь от одной из самых высокооплачиваемых женщин на Уолл-стрит до законченной неудачницы. Я с трудом могла смотреть на свое отражение в зеркале. Моя уверенность в себе, моя самооценка, мой взгляд на себя в этом мире – все было уничтожено. Я не знала, смогу ли когда-нибудь вновь выплыть на поверхность. Я провалилась гораздо более впечатляюще, чем могла вообразить. И учитывая высоту, с которой произошло это падение, оно воспринималось особенно тяжело. По иронии судьбы это был один из лучших периодов нашего брака. Только Лоуренс видел, насколько я была разбита. Вообще-то я не плакса, но много ночей я провела буквально в слезах, испытывая колоссальный страх перед будущим.