Грезы об Эдеме. В поисках доброго волшебника - Джеймс Холлис Страница 22

3. Так как Другой не может, да и не должен нести ответственность за наши травмы, наш нарциссизм и нашу индивидуацию, проекция вызывает отвержение и обостряет проблему власти.

4. Единственный способ исцелить пошатнувшиеся отношения — осознать наше стремление «вернуться домой» и взять на себя ответственность за свою индивидуацию.

Давайте более подробно познакомимся с каждым из этих принципов:

1) То, что мы не знаем о себе, будет проецироваться на Другого

Мы не можем осознать того, в чем мы являемся бессознательными. Юнг даже сказал, что все наши психологические теории представляют собой формы исповеди, в которых содержится наш индивидуальный материал [46]. Отношения всегда тормозятся, портятся, заходят в тупик под воздействием феномена, который терапевты называют «перенос» и который обусловлен сходством наших психических функций. Иначе говоря, психика — это историческая реальность. У нас внутри содержится вся наша индивидуальная история. Настоящее всегда «считывается» через призму этой истории. По сути, человеческая психика всегда задается вопросом: «Где и когда это уже происходило со мной раньше? На какое прошлое ощущение похоже то, что я ощущаю сейчас? Какие возможны аналогии?» Таким образом, оказывается, что очень трудно просто увидеть происходящее в данный момент, ибо сам этот момент всегда видится сквозь призму индивидуальной истории.

Очевидно, что переживание близости будет активизировать у человека все его предыдущие переживания близкого Другого, в особенности первичные отношения с родителями. Таким образом, всегда будут присутствовать ранимость, постоянная потребность в заботе и внимании, поведенческие стратегии самых первых непроизвольных способов сближения, и это всегда будет мешать формированию отношений в настоящем. По существу даже образ любимого Другого сильно искажен родительскими комплексами. Это не значит, что в своем Возлюбленном мы ищем мать или отца; это значит, что при вступлении в близкие отношения у нас возобновляется аналогичное ощущение Первых Других, которое отыгрывается в сценариях, взятых из нашей индивидуальной истории.

Точно так же мы не хотим признавать ни свой нарциссизм, ни свой эгоизм, ни свою ярость и т. д., то есть все содержание Тени. Поэтому оно вытесняется и/или проецируется на Другого. Муж одной моей пациентки обладал очень ограниченным диапазоном эмоций. Поэтому он должен был провоцировать жену, чтобы она злилась, печалилась или ссорилась с ним, словно эти эмоции были его собственными, а затем обвинял ее в эмоциональной несдержанности. Так Тень дает знать о своем присутствии в межличностных отношениях.

Тень, этот «громадный медведь, преследующий меня», этот «глупый клоун душевных волнений» [47], всегда при нас и изо всех сил сопротивляется своему разоблачению. С одной стороны, Эго угрожает автономия Тени, с другой стороны, нарастание этой автономии становится серьезной угрозой для восприятия самого себя. Однако наше вполне понятное сопротивление теневому материалу становится источником проекций многих наших качеств на наших капризных партнеров и основным источником неудовлетворенности в межличностных отношениях. И не забудьте: там, где пара людей, существуют две Тени…

Осознание бессознательного содержания, овладение своим эмоционально заряженным материалом — чрезвычайно трудная задача, решение которой не зависит от нашего желания. Мы осознаем содержание бессознательного, исследуя свои поведенческие стили — не только те, которыми мы пользуемся сейчас, но и те, которые существовали на протяжении всей нашей истории отношений с окружающими. Нам нужно выяснить, когда и почему мы бывали слишком возбуждены, то есть понять, когда комплексы проявляются чаще всего. Когда наши эмоциональные реакции становятся слишком сильными и сопровождаются множеством рациональных объяснений, мы можем быть уверены, что здесь задействованы комплексы. Вступить с кем-то в близкие отношения — почти что попросить его (или ее) взяться за руки, но лишь после того, как мы вместе с этим человеком прошли через минное поле, которое сами же и заминировали.

Как раз с обвинениями своего партнера в том, что он наступил на мину, заложенную другим партнером, приходит на терапию подавляющее большинство супружеских пар. Кроме того, этим партнером является человек, который очень хорошо знает нас, может быть, даже лучше, чем мы сами знаем себя (по крайней мере, наши теневые качества). Хотя бывает унизительно и небезопасно слушать откровенные замечания Другого, — и мы имеем полное право не доверять такой информации, — все-таки трудно переоценить тот вклад, который наш партнер вносит в наше самопознание.

2) Мы проецируем на Другого свои детские травмы и потребность в индивидуации

Несомненно, на человечество надеяться нельзя. Как заметил в XVII веке в своих «Мыслях» Паскаль, мы — только слабые колоски, но все же колоски, которые могут написать Бранденбургский концерт, построить концентрационный лагерь или вообразить собственную кончину.

Ни один из нас не свободен от патологии, ибо никому не удается избежать детских травм. Как уже отмечалось, слово pathos — это производное от греческого слова, означающего «страдание». Термин «психопатология» можно дословно перевести как «выражение душевных страданий». Дело не столько в том, травмирован человек или нет, а если да, глубоко или нет; гораздо важнее, каким способом ему удалось адаптироваться к жизни.

Организация психической деятельности человека включает диапазон восприятия Я и Другого и совокупность рефлекторных стратегий, управляющих энергией взаимодействия между этими объектами. Главный мотив таких стратегий — стремление справиться с тревожностью, которая в контексте отношений с другими людьми может появиться вследствие экзистенциальных проблем. Их может создать Другой, нарушив наши границы или покинув нас. Таким образом, наши отношения страдают не в результате неизбежной жизненной травмы, а из-за тех стратегий и сценариев, которые сформировались в течение нашей индивидуальной истории и которые мы проецируем на Другого. В той мере, в которой мы хотим любить Другого и, в свою очередь, хотим, чтобы он любил нас, мы переносим на него свою историю. А как мы можем этого не делать? Очевидно, что не вся наша личная история — это история страданий, и нельзя сказать, что мы совсем не умеем формировать отношения с окружающими, но все хорошее себя бережет. А все плохое портит отношения с окружающими.

Более того, сами условия нашей жизни определяют наше страстное стремление к Другому. Как только в начале жизни произошло наше первое отделение от Другого, мы постоянно стремимся к нему вернуться. Можно сказать, что культура современной эпохи — это культура, основанная на тоске. Мы тоскуем по богам, ушедшим в «мир мертвых». Мы тоскуем по отношениям с другими людьми, по стабильности. Мы все являемся зависимыми и пытаемся наладить связи с помощью фармакологии, власти и денег, а в своем большинстве — с помощью Доброго Волшебника. Мы тоскуем по заботе, по тихой гавани, по целостности.

Наверное, так было всегда, но представители нашей культуры тоскуют еще больше: может быть, вследствие отсутствия таких отношений в семье и хранивших родоплеменную мифологию социальных институтов, которые служили людям в прежние времена. Незаметное исчезновение этих соединяющих нитей постепенно заставило нас сесть на мель узкого островка нарциссизма, одиночества, страха, эгоизма и тоски по любому Другому, который нас спасет.