Искусство мыслить правильно - Александр Ивин Страница 19
Искусство мыслить правильно - Александр Ивин читать онлайн бесплатно
Гость, приглашенный к физику Н. Бору, увидел прибитую над дверьми его дома лошадиную подкову. «— О, я не думал, что вы, человек науки, верите в предрассудки!» — воскликнул гость. — Очевидно, я в них не верю, — ответил Бор. — Но я слышал, однако, что подкова приносит счастье независимо от того, веришь в это или нет».
(Здесь хорошо видны два смысла фразы «Я не верю»).
И, наконец, несколько не совсем серьезных загадок, основанных на многозначности.
В комнате есть свеча и керосиновая лампа. Что вы зажжете первым, когда вечером войдете в эту комнату?
(Ответ: спичку).
У фермера восемь свиней: три розовые, четыре бурые и одна черная. Сколько свиней могут сказать, что в этом небольшом стаде найдется, по крайней мере, еще одна свинья такой же масти, как и ее собственная?
(Ответ: ни одна, поскольку свиньи не говорят).
Сколько лет отцу, единственному сыну которого исполнилось семь лет?
(Ответ: тоже семь лет, так как он стал отцом, когда родился его сын).
Действительно ли композитором надо родиться?
(Ответ: да, не родившись невозможно писать музыку).
Ученик старшего возраста спрашивает малыша: «— Сколько будет пять, умноженное на семь, плюс два? — Тридцать семь, — отвечает малыш. — Ни в коем случае. Это будет сорок пять. А сколько будет пять, умноженное на семь, плюс два? — Сорок пять. — Неправильно. Это будет тридцать семь».
(В выражении «пять, умноженное на семь, плюс два» не указана последовательность, в какой выполняются умножение и сложение. Отсюда возможность двух результатов).
Ученые вымышленной страны Лагадо, описанной английским сатириком Д. Свифтом, избегали словесных изъяснений. Поскольку слова — это названия вещей, они объяснялись друг с другом, показывая соответствующие предметы. Словарный запас каждого мудреца зависел от вместительности его мешка. Боязнь слов — это чаще всего боязнь многозначности обычного языка. Наивно, конечно, думать, что ее можно избежать, не называя вещи, а показывая их. И вещи, и даже полное молчание столь же многозначны, как и слова. В конце концов в обычных условиях многозначность опасна лишь для тех, кто не умеет должным образом обращаться с языком. Умелое использование способно превратить многозначность из опасного подводного камня в хорошее средство придания нашим мыслям и словам большей гибкости и выразительности.
В жизни народа бывают трудные, трагические периоды, в которые язык делается по-особому многозначным. Ключевым словам придается при этом смысл диаметрально противоположный их обычному значению и одна и та же фраза начинает выражать несовместимые между собой утверждения. Такими были в нашей стране годы сталинизма и особенно 30-е годы, когда слово «свобода» означало, с одной стороны вседозволенность и произвол, а с другой — субъективно осознанную необходимость, когда слова «справедливость», «демократия», «права личности» и им подобные потеряли свой изначальный смысл. В это время даже сложилась абсурдная идея, что разные слои одной и той же нации говорят на совершенно разных языках и не способны общаться и понимать друг друга.
Трагедия народа становится несчастьем и для языка, отображающего жизнь общества. Искажение значений большинства ключевых слов усугубляет, в свою очередь, беды общества. Язык из средства коммуникации превращается в значительной мере в препятствие на пути общения и достижения взаимопонимания. Не случайно в польской антифашистской молитве, сложенной Ю. Тувимом в тяжелые военные годы, говорилось:
Словам, звучащим и так, и иначе,
Верни единство и правдивость.
Пусть вольность только вольность значит,
А справедливость — справедливость.
«Нет никакого сомнения в том, — пишет лингвист X. Вайнрих, — что слова, которыми много лгут, сами становятся ложными. Стоит только попробовать произнести такие слова как мировоззрение, жизненное пространство, окончательное решение, язык сам противится и выплевывает их. Тот, кто их все-таки употребляет, — лжец или жертва обмана. Ложь не только портит стиль, она губит язык. И не существует никакого лечения для испорченных слов; их необходимо изгонять из языка. Чем быстрее и полнее это произойдет, тем лучше для нашего языка».
Вайнрих приводит пример того, как слово может стать лживым. Демократия — это слово, имеющее ранг понятия. То есть понятие «демократия» по своему языковому употреблению определяется как форма государства, в котором власть исходит от народа и по определенным политическим правилам передается свободно избранным его представителям. Чистая этимология слова демократия здесь недостаточна. Тот, кому угодна такая форма государства, в котором государственная власть не исходит от народа и не передается по определенным политическим правилам свободно избранным представителям и кто тем не менее называет такую форму государства словом демократия просто лжет. Немецкий писатель Б. Брехт распространил в 1964 г. среди писателей анкету «Трудности описания сегодняшней действительности». В большинстве ответов на нее говорилось о неустойчивости значений слов, наиболее широко используемых в общественной жизни. «Впрочем и слово «истина» сегодня плавает, — писал один из отвечавших, — точно так же, как свобода, справедливость, терпимость, вера, честь и многие другие, под карантинным флагом; эти понятия все вместе и каждое в отдельности отравлены — идеологией, прагматизмом и всякого рода инсинуациями». Другой отвечавший выразил свои опасения в отношении слова «истина» так: «Боюсь, что само слово уже стоит криво, склоняясь к противоположности того, что оно могло бы значить, — ко лжи».
Мы привыкли думать, что истинными или ложными могут быть только предложения, отдельные же слова неспособны лгать. На самом деле это не совсем так. Понятия могут лгать, пишет X. Вайнрих, хотя бы они и существовали сами по себе. Вернее, это только кажется, что они существуют сами по себе. За ними стоит непроизнесенный контекст: определение. Лживые слова — это почти без исключения лживые понятия. Они относятся к некоторой понятийной системе и имеют ценность в некоторой идеологии. Они становятся лживыми, когда лживы идеология и ее тезисы.
Таким образом, в определенных условиях многозначность и неустойчивость значений слов могут представлять социальную опасность.
При общении причиной недоразумений могут оказываться самые невинные на первый взгляд вещи. В частности, это может быть чисто внешняя близость слов, сходство их по написанию. Например, эристика — это искусство ведения спора, а близкая по звучанию эвристика — исследование методов и правил, с помощью которых делаются открытия и изобретения. Физиология — наука о функциях живых организмов, а фтизиология — наука о туберкулезе и его лечении.
Более опасны и как бы соблазняют к смешению разных значений так называемые эгоцентрические слова. Эти такие слова, называемые также ситуативными, как «я», «ты», «здесь», «теперь», «сейчас», «вчера», «завтра», «будет» и многие другие. Их собственное значение, т. е. значение, не зависящее от ситуации, в которой они употребляются, ничтожно. «Я» — это тот, кто говорит, «он» — лицо мужского рода, о котором идет речь, «здесь» — место, о котором говорится, «теперь» — время, в котором идет речь, и т. д. Полное значение этих слов меняется от случая к случаю и зависит от того, кто, когда и где их высказывает. К примеру, в «Войне и мире» Л. Толстого «я» — это в одном случае Кутузов, в другом — Наполеон, в третьем — Пьер Безухов или Наташа Ростова. Человек может всю жизнь повторять «Сегодня — здесь, завтра — там» и оставаться на одном и том же месте: всякий наступивший день будет для него «сегодня», а не «завтра». «Завтра, обязательно завтра» — обычная поговорка лентяев. Изменчивость значений ситуативных слов может оказываться причиной ошибочных заключений. Скажем, в умозаключении «Когда-то на демонстрации я нес чей-то портрет; кто-то написал «Одиссею»; значит, я нес портрет автора «Одиссеи» — заключение нелепо, поскольку неопределенное местоимение отсылает, очевидно, к двум разным лицам.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments