Иллюзия "Я", или Игры, в которые играет с нами мозг - Брюс Худ Страница 19

Если говорить об агрессивной реакции «бей», то редко можно увидеть людей в состоянии большей агрессии, чем мать, разлученная со своим ребенком. В ходе обычной процедуры проверки безопасности в аэропорту моя жена Ким, путешествующая с нашей первой дочерью и няней, проходили пост иммиграционного контроля. В какой-то момент Ким отдала ребенка няне, чтобы забрать документы. В этот момент няня и младенец были препровождены сотрудниками безопасности к следующей стадии процесса, и за ними выдвинулся стеклянный барьер, разделив мать и младенца. Оценив ситуацию, Ким попыталась пролезть мимо барьера, на что сотрудник безопасности поднял руку и велел ей подождать. Разъяренная Ким пригрозила вооруженному охраннику, что уберет его с дороги и снесет барьер, чтобы вернуть себе своего малыша, если проход не откроют немедленно. Охранник верно оценил материнскую ярость и сумасшедший взгляд и немедленно разрешил женщине пройти. Именно поэтому большинство специалистов, работающих с животными, не рекомендуют подходить к молодняку, когда мать где-то поблизости.

Приблизительно в шесть месяцев младенцы начинают демонстрировать почти такую же сильную реакцию на разлуку с матерью. Теперь они не хотят, чтобы их брали на руки другие люди, и начинают кричать и плакать, когда вы пытаетесь забрать их у матери. Поскольку уровень кортизола резко подскакивает [119], они испускают тот пронзительный крик разлуки, который практически непереносим, и кричат до тех пор, пока не вернутся в успокаивающие руки матери и не утешатся в них. И сложно придумать вещи, которые матери было бы труднее перенести, чем звук плача ее собственного ребенка. Эта «биологическая сирена» [120]обеспечивает макиавеллианскому младенцу, еще не умеющему двигаться, контроль над передвижениями его матери, осуществляемый не выходя из манежа. Когда они начинают хорошо ползать и понемногу ходить – ближе к концу первого года жизни, – малыши в буквальном смысле держатся за завязки материнского фартука, совершая свои передвижения.

Моя коллега, Аннетт Кармилофф-Смит, сделала телевизионный документальный фильм [121], где сняла малыша и его мать в процессе передвижения матери по дому при выполнении повседневных домашних дел. Если ускорить видео, начинает казаться, будто малыш привязан к своей матери невидимой эластичной нитью, которая никогда не позволяет ей уйти слишком далеко.

Британский психиатр Джон Боулби был одним из первых, кто описал это поведение ранней социальной привязанности [122]. Он пришел к выводу, что привязанность – эволюционный механизм, аналогичный открытому Лоренцем эффекту запечатления и следования у животных. Этот механизм в обоих случаях гарантирует, что мать и малыш будут оставаться в зоне близкого доступа. Мать служит в качестве безопасной «базы», от которой малыш предпринимает рейды для исследования мира.

Боулби показал, что дети, лишенные возможности сформировать прочную и надежную привязанность в младенчестве, вырастают неприспособленными взрослыми. Этот вывод преимущественно основан на его наблюдениях детей, разделенных с родителями в годы Второй мировой войны и помещенных в воспитательные учреждения, где не было условий ухода, позволяющих сформировать привязанность. Боулби обнаружил, что дети, разделенные с родителями в начале жизни, не могли нормально развиваться и часто демонстрировали асоциальное поведение в юности. В разорванной войной Европе, во Франции проявилась такая же картина, когда дети были оторваны от своих семей [123].

Уход за детьми в период раннего развития влияет на то, как они ведут себя, став взрослыми. Их отраженное Я, возникая в хаотическом, неконтролируемом социальном мире, приводит к избеганию социальных взаимодействий во взрослом возрасте и отсутствию социальной гибкости – конформности.

В 1960-х одна из коллег Боулби, Мэри Эйнсуорт, придумала эксперимент, позволяющий выявить природу привязанности маленьких детей, используя вынужденное временное расставание с матерью в незнакомой обстановке [124]. Он начинался, когда мать с младенцем находились в приемной. Незнакомая женщина выходила и начинала разговаривать с матерью. В этот момент ребенок, как правило, радостно играл с игрушками неподалеку в той же комнате. Через несколько минут мать оставляла своего малыша с незнакомкой, покидая комнату на три минуты. Незнакомка пыталась общаться с малышом до возвращения матери. Затем эта последовательность повторялась.

На развитие мозга и личности сильно влияет прочная и на дежная привязанность к матери в младенчестве

Эйнсуорт обнаружила, что маленькие дети по-разному реагируют на расставание с матерью [125]. Большинство начинают кричать, когда мать выходит, но успокаиваются, когда она возвращалась. Привязанность этих детей, их отношения с матерью, были расценены как надежные [126]. Такие дети демонстрируют адекватную стратегию: могут поднять тревогу, если мать слишком далеко, но тут же успокаиваются при ее возвращении. Связи других малышей с матерью можно расценить как ненадежные, такие дети были безутешны в своем горе и упорно скандалили, даже когда мать возвращалась и пыталась их успокоить.

Есть два важнейших ограничения, касающихся привязанности и развития Я. Во-первых, эмоциональная привязанность к матери существует во всем мире, но проявляет себя по-разному в случае каждого ребенка и в зависимости от того, как его растили [127]. Во-вторых, всякий родитель знает (особенно тот, кому достались близнецы), что дети рождаются с собственным темпераментом и целой кучей особенностей, влияющих на их способы взаимоотношений с другими. Одни дети по натуре более «прилипчивые», чем другие, и это отражается на том, как они реагируют на стресс и неизвестность. Эмоциональные центры мозга таких детей настроены на повышенную реакцию в ситуации неуверенности. И они, возможно, унаследовали эти особенности от своих родителей. Мой бывший коллега по Гарварду Джерри Каган (Jerry Kagan) назвал эту естественную черту характера «торможение», имея в виду реактивность миндалевидного тела. В своем исследовании Каган обнаружил, что приблизительно каждый восьмой ребенок рождается с такой склонностью к торможению и обречен реагировать страхом на новые ситуации [128]. Есть и другая крайность: около десятой части младенцев рождаются расторможенными – более бесстрашными и способными справляться с неопределенностью и новыми ситуациями. Остальные дети находятся между этими двумя крайностями. Каган обнаружил, что он может определить темперамент младенца уже в 4-месячном возрасте, и это позволяет прогнозировать, какой личностью он станет семью годами позже.