Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами - Николас Дж. Карр Страница 18

Нам сложно себе это представить, но в первых книгах слова не отделя­лись друг от друга пробелами. В книгах, создававшихся писцами, слова бежали друг за другом без пробелов по каждой строчке и каждой стра­нице. Подобный стиль письма получил название scriptura continua. Отсут­ствие пробелов между словами вполне соответствовало происхождению языка из устной речи. Когда мы говорим, то не делаем пауз между словами из наших уст исходят целые и непрерывные предложения. Поэтому первым писцам даже в голову не приходило разделять при письме слова пробелами. Они просто записывали речь, то есть то, что слышали их уши. (В наши дни, когда маленькие дети ещё учатся писать, они часто пишут слова слитно. Подобно древним писцам, они пишут то, что слышат.) Писцы не обращали особого внимания и на порядок слов в предложении. В разговорном языке значение часто передавалось интонационно и с помощью акцента на тех или иных частях предложения для передачи смысла. Эта устная традиция сохра­нила актуальность и при письме. Разбираясь в содержании книг раннего Средневековья, читатели не имели возможности использовать порядок слов как подсказку в поисках того или иного смысла. В то время ещё не были изо­бретены соответствующие правила.

Отсутствие пробелов между словами вкупе с отсутствием заданного порядка слов в предложении налагало на читателей «дополнительное ког­нитивное ограничение», поясняет Пол Санджер в своей книге «Пространство между словами», посвящённой истории создания книг. Взгляд читателя должен был медленно и цепко двигаться по строчкам, часто делать паузы или даже возвращаться к началу головоломки предложения. В это время его мозг напряженно ана­лизировал, где заканчивается одно слово и начинается другое, а также какую роль играет то или иное слово в предложении. Чтение напоминало разгадку головоломки. Нейронная активность охватывала всю кору мозга, включая лобные доли, связанные с решением проблем и принятием решений.

Медленный и интенсивный с когнитивной точки зрения разбор текста превращал чтение книг в трудоёмкую работу. И это также было причиной того, что почти никто, за исключением Амвросия, не читал книги про себя. Для расшифровки написанного было крайне важно проговаривать вслух целые предложения. Эти ограничения, которые сегодня могли бы показаться нам невыносимыми, казались достаточно незначительными в условиях куль­туры, основанной на устной речи. «Для людей, смаковавших процесс чтения с помощью ритма и акцентов при произношении, - пишет Санджер, - отсут­ствие пробелов между словами в греческих и латинских текстах совершенно не мешало чтению так, как это могло бы помешать современному читателю, склонному быстро проглатывать текст». Кроме того, многие грамотные греки и римляне были счастливы, когда рабы читали им книги вслух.

* * *

Только после крушения Римской империи произошёл разрыв между уст­ной традицией и письменным языком, который стал всё больше соответство­вать уникальным потребностям читавших. Во времена Средневековья число грамотных людей - монахов, студентов, купцов, аристократов - постоянно росло. Сами книги стали более доступны. Многие из новых книг были техни­ческого свойства. Они предназначались не для отдыха или обучения, а для практического применения. Люди не просто захотели, а стали испытывать настоящую потребность читать быстро и уединенно. Чтение перестало быть отдельным видом исполнительского мастерства и начало постепенно превращаться в информационный источник и средство улучшения деятельности. Это привело к возникновению самой важной транс­формации письма с момента изобретения фонетического алфавита. К началу второго тысячелетия писатели начали применять в своей работе определён­ные правила и использовать слова в соответствии с нормами предсказуемого и стандартизированного синтаксиса. В то же самое время, сначала в Ирлан­дии и Англии, а затем и по всей Западной Европе, писцы начали разделять слова пробелами при письме. К XIII веку scriptura continua практически пере­стала использоваться в текстах как на латыни, так и на национальных языках.

Всё более широкое распространение начали получать и знаки пунктуации, ещё сильнее упростившие процесс чтения. Впервые в истории принципы письма оказались ориентированы не на уши, а на глаза.

Крайне сложно переоценить важность этих изменений. Возникновение нового стандарта, связанного с порядком слов в предложении, привело к настоящей революции в структуре языка, которая, как замечает Санджер, «по своей сути противоречила древним формам метрических и ритмических высказываний». Пробелы между словами облегчили проблемы, связанные с расшифровкой текста. Люди получили возможность читать быстро, молча и гораздо лучше усваивать прочитанное. Однако подобной лёгкости нужно было учиться. Она требовала масштабных изменений в системе нейронных цепей мозга, примерно таких же, какие возникают у каждого молодого чита­теля в наши дни. У внимательного читателя, поясняет Марианна Вулф, развиваются особые зоны мозга, связанные с быстрой расшифровкой текста. Эти зоны предназначены «для представления важной визуаль­ной, фонологической и семантической информации со скоростью света». Визуальная кора, к примеру, развивает «настоящий коллаж» нейронных групп, занимающихся распознаванием (в течение миллисекунд) «визуальных образов букв, шрифтов и слов». По мере того как мозг всё сильнее привы­кает к расшифровке текстов, превращая сложное прежде упражнение по решению проблем в практически автоматический процесс, он может посвя­щать всё больше ресурсов интерпретации значения. Стало возможным то, что сегодня мы называем «углублённым чтением». За счёт «изменения нейрофи­зиологического процесса чтения» разделение слов пробелами «высвободило интеллектуальные способности читателя, - пишет Санджер. - Теперь даже читателям с умеренными интеллектуальными способностями стало проще читать, и они могли понимать значительно более сложные тексты».

Читатели стали не просто более эффективны. Они стали более вниматель­ными. Для того чтобы прочитать длинную книгу молча, необходима концен­трация на длительное время, то есть (как говорят в наши дни) способность «потеряться» на страницах книги. Развитие такой умственной дисциплины было непростым делом. Естественное состояние человеческого мозга, так же как и мозга наших собратьев в животном мире - это состояние отвлечён­ности. Мы предрасположены переключать взгляд, а следовательно, и внима­ние, с одного объекта на другой, что позволяет нам знать о происходящем вокруг нас как можно больше. Неврологи обнаружили в мозге человека при­митивные «механизмы действия снизу вверх», которые, как пишет автор статьи 2004 года в журнале Current Biology, «действуют на низком, сенсорном уровне, быстро и невольно переключая наше внимание на потенциально важ­ные и характерные визуальные объекты». Наше внимание чаще всего привлекает любое, даже незначительное изменение в окружающем нас пространстве. «Наши чувства отлично настроены на изме­нения, - поясняет Майя Пайне из Медицинского института Говарда Хьюза. - Неподвижные или неизменные объекты становятся частью пейзажа, и мы перестаём обращать на них внимание». Однако как только «что-то в окру­жающей нас среде меняется, мы должны обратить на это внимание, так как подобные перемены могут представлять для нас угрозу - или возможность». Когда-то наша способность быстро и рефлекторно переключать фокус внима­ния была крайне необходима для выживания. Она снижала вероятность того, что нас врасплох захватит хищник или мы не обратим внимания на источник пищи. В течение всей человеческой истории процесс мышления мог быть каким угодно, только не линейным.