Под тенью Сатурна. Мужские психологические травмы и их исцеление - Джеймс Холлис Страница 18

Точно так же мужчина может чувствовать, что его мать не в состоянии удовлетворить его потребности, и страдать от ощущения покинутости. Эти страдания неизбежно снижают его внутреннее ощущение состоятельности («Если бы я был лучше, то получил бы все, что мне нужно и чего я заслуживаю»), что, в свою очередь, порождает общее чувство ненадежности и поиск Ее, вызванный тревожной зависимостью и подпитываемый страхом. Ощущение мужчиной своего Я в значительной степени аффективно окрашено этими травмами: подавленностью или покинутостью или тем и другим вместе.

Так как ребенок воспринимает условность своего мира, опосредованного отношениями с матерью, он испытывает тревогу отделения. Эта обобщенная тревога, экзистенциальная в пределе и локальная в переживании, преобразуется в несколько неоформленных и неопределенных страхов по отношению к себе, к другим и к феминности. Эти разные страхи живут у нас в крови и периодически проецируются на окружающих. Индогерманский корень angh (ограничивать) лежит в основе английских слов anger(гнев), angst (страх), anxiety (тревожность) и angina (ангина). Ощущение угрозы нормальной жизнедеятельности организма регулярно и неизбежно вызывает появление этого спектра эмоций. Инстинктивно, интуитивно ребенок знает, что ему нужно, и чувствует одновременно и страх перед возможным предательством, и печаль, вызванную потерей столь необходимой заботливой Другой.

В своем эссе «Печаль и меланхолия» Фрейд отмечал, что явная потеря Другого, например, в случае его смерти, вызывает скорбь и печаль. Когда Другой отсутствует для нас эмоционально, эта потеря вызывает страдания, хотя объект по-прежнему существует. Этот когнитивный диссонанс порождает печаль или меланхолию, которая уходит внутрь, но заставляет человека страдать всю жизнь. Это молчаливое страдание, этот скорбный пафос послужил основой для создания самых трогательных произведений, связанных с выражением тоски в музыке, живописи и поэтической лирике. Каждый из нас интуитивно ощущает тоску, слыша: «Иногда я себя чувствую полным сиротой». Такая «тоска по вечности» идет от средневековых миннезингеров, появившихся в конце эпохи романтиков, и явно преобладает в большинстве печальных песен ковбоев. Она всегда где-то там, неподалеку. Она ждет.

У большинства мужчин эта двойная травма, наряду с печалью, порождает и гнев. По существу, это бессознательный И неопределенный гнев. Существуют четыре возможных способа его выражения. Чувствуя беспомощность, человек может оказаться в состоянии депрессии. Депрессию можно определить по-разному: как «гнев, направленный вовнутрь», и как «грамотную беспомощность». Или же гнев может интериоризироваться в теле человека, а затем соединиться с другими физическими условиями и вызвать такие болезни, как гастрит, мигрень, сердечная недостаточность или раковая опухоль. Часто гнев находит выход в процессе его подавления. То, что мальчик не мог выразить в отношениях с матерью, проявится у мужчины как общая раздражительность. Этот феномен называется «отнесенным» или «смещенным» гневом, который при малейшей провокации изливается объективно непредсказуемым потоком эмоций (первый признак активизированного комплекса).

Мужчина может отыгрывать свой гнев и по-другому: в виде поведения, разрушающего личность или нарушающего социальные нормы и правила и даже уголовный кодекс. Сексуальное насилие — это преступление, которое вызывается не похотью, а стремлением к насилию, смещенным гневом. Насилие, особенно по отношению к женщинам, — следствие глубинной мужской травмы, связанной с материнским комплексом. Так как качество и глубина этого комплекса, по существу, являются бессознательными, такой мужчина может напасть на любого человека, имеющего соответствующий облик.

Даже у взрослого мужчины каждый контакт с внешней феминностью будет обусловлен наличием такой эмоционально заряженной, глубокой внутренней драмы. Естественно, мужчина будет переносить свой страх перед травмой и потерей на свое внешнее окружение, даже если эти переживания существуют в глубине его психики в виде комплексов. Интуитивно ощущая чудовищную энергию такой интериоризированной истории и предчувствуя ее потенциальное воспроизведение в настоящем, он позволяет выйти на поверхность своим давним страхам. Он находится под воздействием своих детских ощущений власти феминности. С целью самозащиты он постарается доминировать над внешним Другим или умиротворить его. Поэтому история взаимоотношений между полами представляет собой печальную мольбу мужчин, стремящихся к доминированию и контролю из-за своего страха перед внутренней феминностью. Как только мы видим мужчину, стремящегося к власти над женщиной, мы догадываемся, что его одолевает внутренний страх.

В качестве психотерапевта я наблюдал, как во многих семьях этот страх смещал в ту или иную сторону сложившийся баланс власти. Видя, как мужчина упорно держится за контроль над семейными финансами и принятием решений, я взывал к его разуму, здравому смыслу и честной игре по правилам лишь для того, чтобы столкнуться с чисто иррациональной основой сопротивления. В самом ядре своей мужской сущности он действительно был бы готов уступить, отказаться от своей власти, но его одолевал страх за последствия его поступка. Страх сформировал патриархальность, а, как заметил Блейк, «язвенная болезнь сводит брак в могилу».

С другой стороны, мужчина, находящийся под воздействием страха, столь же часто ищет способ испытать удовольствие и обрести умиротворение. Он пытается сделать Ее счастливой, при этом часто жертвуя своим благосостоянием. Или же он вкладывает удвоенную энергию в то, чтобы идти по собственному пути и по-прежнему избегать конфликтов, прибегая к пассивно-агрессивному поведению, направленному на установление контроля и совершение мести.

Один мужчина стал очень успешным дантистом — в основном благодаря своему желанию доставить удовольствие матери. К тому же он заменил слабого отца, став объектом ее любви и привязанности. Но при этом он стал очень расточительным, потратил значительную сумму и в конце концов превратился в банкрота. Даже он был поражен очевидным противоречием между размером своего заработка, который составлял почти четверть миллиона долларов в год, и тем, что он оказался без цента в кармане. Однажды ему явилось откровение, и он выпалил мне прямо с порога: «Я стал дантистом для нее, но для себя я перестал им быть». Чувствуя сильную притесняющую власть материнских амбиций, он искал возможность выразить свою месть в пассивно-агрессивном бунте. Он достиг успеха только в собственном крахе.

Другому мужчине после смерти отца пришлось взять на себя всю заботу о матери. Когда та предъявляла к нему неразумные и непомерные требования, которые к тому же постоянно наносили ущерб его браку, унижали его жену и нарушали его автономию, мужчина обращал весь гнев на жену, обвиняя ее в бесчувственности к его матери именно тогда, когда ей больше всего необходимы внимание и забота, — так он укрощал свою ярость. Он начал терапию, ибо его жена и дети жаловались на внезапно возникающие у него приступы гнева. Такая эмоциональная разрядка по своему накалу явно не соответствовала ситуации и, разумеется, была вершиной огромного айсберга страха и ярости, которые всю жизнь накапливались у него внутри. Направить гнев На мать, нарциссические потребности которой не знали границ, он считал бесполезным. Страх и ярость, которые он испытывал по отношению к матери, заставляли его логически оправдывать ее поведение и направлять свой гнев на жену, которая, как ему казалось, добивалась от него решения этой проблемы. Жена справедливо чувствовала соперничество с матерью на протяжении всего их брака, и, откровенно говоря, неумение мужчины справиться с воздействием своего материнского комплекса привело к тому, что он стал обвинять жену в своей тоске. С психологической точки зрения он никогда не покидал родительского дома.