Взывая к мифу - Ролло Мэй Страница 15

О, если б я могла примкнуть к невидимому хоруУшедших, но бессмертных тех, кто вновь живутВ умах облагороженных их жизнью, живутВ порывах сердца к щедрости,В деяниях дерзновенной прямоты,В презрении жалких целей, оканчивающихся собой,В высоких мыслях, ночь пронзающих, как звезды,С настойчивостью мягкой побуждают людейИскать для жизни целей более широких.Жить так – вот это рай:Творить неумирающую музыку для мира ^[44].

Мифы и мораль: убийство в Центральном парке

Бесплодие нашей культуры в отношении того, что касается этических ценностей, вытекает из отсутствия мифов, что означает, что у многих из нас нет веры, чтобы жить. Так как мифы передаются в основном через семью, которая является для нас тем элементом общества, где мы впервые в жизни сталкиваемся с мифами, то следует особо внимательно изучить случай, произошедший летом 1986 года в Центральном парке, когда девятнадцатилетний Роберт Чемберс-младший задушил восемнадцатилетнюю Дженнифер Доун Левин ^[45].

И он, и она были из обеспеченных семей, учились в лучших частных средних школах и имели возможность приобщаться к богатой культуре Нью-Йорка. И его, и ее семья были неполными – в обоих случаях родители были в разводе; и он, и она получали все, кроме того, что действительно важно, – надежной семейной жизни. Ни у Дженнифер, ни у Роберта не было глубоких чувств к своим родителям. Они также не испытывали социализирующего воздействия религии или не имели каких-либо этических обязательств, которые придают мифическую силу человеческим решениям. В вечер убийства они сидели в своих компаниях в баре. Они жили в условиях сексуальной свободы и, скорее всего, пресытились ею. Итак, они отправились в Центральный парк, чтобы «перепихнуться». Потом он утверждал, что она попыталась откусить его пенис, поэтому он задушил девушку ее же лифчиком.

Джоан Фаррелл, манхэттенский частный детектив, чья дочь окончила ту же школу, что Роберт и Дженнифер, заявила в связи с этим преступлением:

Я в большей степени обвиняю родителей, а не владельцев бара, в том, что случилось с этими детьми… Огромному числу подобных им детей позволяется очень многое, при этом никто их не учит относиться ко всему этому с уважением… Действительно, значительно проще сунуть им двадцать долларов и пожелать «хороших выходных». Я считаю, что тут кроется самая основная причина того падения поколения, к которому принадлежит моя дочь.

Доктор Рой Гринкер, психиатр из Чикаго, так сказал об этом преступлении: «Деньги не являются корнем всего зла, но они есть корень возможности родителей отстраниться от своих детей – и физически, и психологически».

Комментируя это дикое убийство, доктор Бернис Берг, психолог Банковской школы на Манхэттене, говорит:

Когда родители проводят 90 % своего времени в погоне за такими деньгами, которые они, скорее всего, окажутся не в состоянии даже потратить, а только 5 % своего времени – со своей семьей, то ценности такого рода передаются детям. Эти ценности говорят, что семья не есть что-то важное. Что важно – это делать деньги, иметь деньги и тратить деньги.

Владелец бара, в который часто захаживали эти двое и из которого вместе ушли в вечер убийства, говорит об огромной потребности этих молодых людей и их друзей в том, чтобы обниматься или просто быть рядом с тем, для кого ты небезразличен и кто демонстрирует это.

Эти молодые юноша и девушка были – в несколько мифическом смысле – бездомными. «Миф охраняет и укрепляет мораль», – как провозгласил Малиновский, поэтому если нет мифов, то не будет и морали. У Роберта и Дженнифер не было ни малейшего представления о мифах и об этике – даже просто для того, чтобы восставать против них. Они были бездомными не в буквальном смысле, не с финансовой точки зрения, а духовно и психологически. Трюизмом будет сказать, что они выросли в «мифическом вакууме», а потому были лишены этических корней. Когда Роберт Чемберс воспроизводил сцену убийства, он повторял фразу: «Я хотел пойти домой, я хотел пойти домой», в чем заключался высокий пафос. Но с точки зрения мифа у него не было дома. Сквозь поток «объяснений» этого убийства можно услышать пронзительный протест против связанной с отсутствием мифов безысходности и духовного бесплодия, против «бездомности» в нашем обществе ^[46].

В своей книге «Любовь и воля» ^[47] я утверждаю, что за волей стоит желание. Это не означает, что все, что индивидуум пожелает, становится целью, к которой он с решимостью стремится; это значит, что глубинные уровни мотивации человека должны включать в себя человеческие желания, неважно, называть ли их «стремлением», «тоскливой тягой», «страстным желанием» или как-либо еще. В противном случае желание является чем-то привнесенным извне и никогда не перерастает в конкретные действия. У нас должна быть убежденность для того, чтобы волевой акт мог стать эффективным. «Желание» относится к той части человеческого сознания, которая включает в себя надежды, стремление, воображение, веру – все, что связано с врожденной мерой чувств, которые и порождают мотивацию. Это выражается в убежденности, которая требуется, например, от всех претендентов на членство в Обществе анонимных алкоголиков: они должны всем своим существом желать избавиться от пристрастия.

Желания, устремления, тоска, мифотворчество – все эти виды деятельности человеческого сознания носят центральный характер, как и во все времена, и обучение принятию решений или регламентирующие правила, которые не учитывают их, обречены на провал. Желания и надежды происходят непосредственно из мечтаний и мифотворчества. «Ответственность начинается с мечтаний» ^[48], – напоминает нам поэт Делмор Шварц. Мы можем, пусть менее поэтично, но еще более решительно сказать, что в мифах берут начало и этика, и устремления. Один очень мудрый человек сказал: «Мне все равно, кто пишет для общества законы, до тех пор, пока я могу творить для него мифы».