Когда невозможное возможно. Приключения в необычных реальностях - Станислав Гроф Страница 14

Моя первая встреча с Шивой состоялась на одной из первых ЛСД-сессий, еще в Праге. Первые четыре часа сессии я провел в родовых каналах, снова переживая травму собственного рождения. Когда я все-таки появился на свет, измотанный, покрытый кровью и нахлебавшийся вагинальной жидкости, я был испуган видением индийской богини смерти Кали и переживал полную и безоговорочную капитуляцию перед женскими законами мироздания. В этот самый момент я увидел огромную фигуру Бхайравы — бога Шивы в ипостаси разрушителя * возвышающуюся надо мной. Я чувствовал себя раздавленным его ногой, словно кусок фекалий на самом дне мироздания. Это было полное уничтожение всего, что я считал своей личностью, сокрушительная смерть моего тела и моего эго. Но, став ничем, я стал всем. Я чувствовал, будто растворился в водопаде света невероятной яркости и совершенной красоты. Я понял, что переживаю то, что в древнеиндийских текстах называлось объединением атмана и брахмана.

Моя вторая встреча с Шивой произошла много лет спустя, во время моего воображаемого путешествия по парку Вентана близ Биг Сура, штат Калифорния, — во время ночной ЛСД-сессии, проходившей у водопада в долине, где растут сосны. Я видел гигантскую реку, олицетворяющую собой Время и недолговечность всего мироздания. Она текла назад — туда, где находится источник всего сущего — необъятный шар, излучающий энергию, которая была сознательной, обладающей бесконечным разумом, одновременно творческой и разрушительной. Я услышал звук, от которого нельзя было отгородиться, и в тот же миг понял, что это дамбару, барабан Шивы Бхаиравы, Разрушителя, приказывающего всему сотворенному вернутся туда, откуда все появилось на свет.

История вселенной и Земли проходила перед моими глазами, словно в фантастически ускоренном кино, я увидел рождение, развитие и смерть звезд и галактик. Я наблюдал начало, эволюцию и вымирание видов и был свидетелем зарождения, расцвета и упадка культур и династий. Наиболее запомнившимся мне событием этой сессии стала процессия динозавров всех форм и видов, спустя миллионы лет существования входящих в реку времени и исчезающих в ней. Словно величественная космическая голограмма, всю эту завораживающую сцену пронизывала огромная фигура Шивы Натараджи, Повелителя Космического Танца, исполняющего свой танец мироздания. После восхода солнца, когда мое внимание обратилось от внутреннего мира к невероятной красоте окружавшей меня природы, у меня в ушах еще много часов звучало пение: «Ом, харе Ом, харе Ом, Шри Ом», которое я слышал в этом незабываемом видении — лейтмотив Реки Времени.

Я закончил рассказывать Кристине об этих двух переживаниях, которые трансформировали мою жизнь, как раз к тому времени, на которое был назначен наш даршан. Когда мы вошли в комнату и увидели Свами Муктананду, я был поражен его необычным видом: на нем была толстая красная вязаная шапочка, большие темные очки и лунги — оранжевая роба. В правой руке он держал пучок павлиньих перьев, который — как я узнал позднее — очень сильно пах эссенцией сандалового дерева. Удар павлиньими перьями по голове был любимым способом Свами Муктананды для передачи шактипата.

Баба, как любовно называли его последователи, предложил мне сесть рядом с ним и повернул голову в мою сторону. Затем он снял темные очки — что он делал очень редко — и принялся внимательно изучать мое лицо. Я увидел его сильно расширенные зрачки, которые, казалось, свободно плавали по поверхности глазных яблок — подобное я обычно наблюдал у моих пациентов, принявших большую дозу ЛСД. Он сфокусировал взгляд на моих глазах и принялся изучать их так тщательно, словно был офтальмологом, и, как бы подводя итог своим профессиональным суждениям, произнес фразу, от которой по моей спине поползли мурашки: «Могу сказать, что вы — человек, видевший Шиву».

Я был поражен этим необычайным совпадением: слова Муктананды прозвучали всего через несколько минут после того, как я закончил рассказывать Кристине о моих встречах с Шивой и их значении в моей жизни. Если бы он использовал обычные источники информации, у него не было никой возможности узнать об этом. Еще труднее было представить себе, что это банальное совпадение, лишенное всякого смысла, — вероятность подобного совпадения была столь ничтожна, что ей вполне можно было пренебречь. Мне в голову пришло лишь два возможных объяснения случившегося: либо Свами Муктананда имел паранормальный доступ к информации об окружающем его мире, либо он является частью поля, стимулирующего значащие совпадения в юнгианском понимании.

После того, что произошло, мое любопытство в отношении Свами Муктананды и заинтересованность в том, чтобы провести с ним некоторое время, существенно возросли. Наш обмен мнениями, последовавший за этим потрясающим вступлением, поначалу слегка меня разочаровал, несмотря на то что тема была достаточно интересна для меня с профессиональной точки зрения. Муктананда, зная, что я работаю с ЛСД, заговорил об использовании психоактивных веществ в духовных практиках и выразил уверенность в том, что вызываемые ими переживания очень похожи на те, которые ищут последователи сиддха-йоги.

— Я так понимаю, что вы работаете с ЛСД, — сказал он мне через свою переводчицу Мальти, юную индианку, которую, спустя много лет он назовет своей наследницей под именем Свами Читвиласананда. — Мы тоже делаем нечто похожее, но разница состоит в том, что сиддха-йога учит людей не только подниматься высоко, но и оставаться на этой высоте, — уверенно заявил он. — С ЛСД вы можете получить великий опыт, но, в конце концов, вы спускаетесь вниз. В Индии множество людей занимается серьезными духовными изысканиями, брахманы и йоги используют в своей духовной практике священные растения, — продолжал Свами Муктананда, — но они знают, как делать это правильно.

Затем он заговорил о необходимости уважительного, ритуального подхода к выращиванию, приготовлению и курению или приему внутрь индийской конопли (Cannabis indica) в виде бханга, ганджи или чараса и стал критиковать случайное и недостойное использование марихуаны и гашиша молодыми людьми на Западе. «Йоги выращивают и убирают растение сознательно и с большим уважением, — говорил он. — Сначала они вымачивают его в воде четырнадцать дней, чтобы избавиться от всех токсичных ингредиентов, а затем сушат. Они кладут его в чилам (специальную трубку) и курят. А затем лежат в экстазе нагими на снегу и льду Гималаев». Рассуждая о курении чилама и экстатическом восторге йогов, Баба сопровождал рассказ соответствующей мимикой, движениями и позами, словно припоминая, как это происходит.

Во время нашего разговора я задал Свами Муктананде вопрос о соме, священном напитке Древней Индии, который не менее тысячи раз упоминается в Ригведе и явно играл важную роль в ведической религии. Этот священный напиток изготовлялся из растения с тем же названием, но описание самого растения, к сожалению, затерялось в веках. То, что я читал о соме, меня заинтриговало, и я наделся, что Баба может знать что-то, что поможет установить вид этого растения и в конце концов приведет к выяснению принципа его действия. Раскрытие секрета сомы в свое время было мечтой многих из тех, кто занимался исследованием психоделиков.

Когда речь зашла о соме, Муктананда отверг теорию, выдвинутую микологом Гордоном Уоссоном, что сырьем для производства сомы служил Amanita muscaria, или мухомор. Он заверил меня, что сома вовсе не гриб, а ползучее растение, — это было похоже на правду и не слишком меня удивило, поскольку другой важный элемент психоделической фармакопеи, знаменитое центральноамериканское священное снадобье ололиуки, являлся препаратом, изготовленным из семян вьюнка ипомеи (Ipomoea violacea), который можно назвать ползучим, поскольку он цепляется усами за другие растения.