Призраки вокруг нас. В поисках избавления - Джеймс Холлис Страница 14

Ну и, конечно, отец вряд ли сможет исполнить свою архетипическую роль, если у него самого не было отца. Ведь невозможно передать детям то, чего ты сам был лишен. Так, наши школы превратились в емкости для хранения и сдерживания растерянных подростков. Затем они плавно перекочевывают в университеты, но продолжают тем не менее нуждаться в сильном и дарующем силу отце, одобряющим избранный ими путь, удовлетворяющим их любопытство и нужды индивидуации. Так много молодых людей нуждаются в отцовской силе притяжения, но прокладывать путь в темноте непросто, и не каждый осознает всю важность отсутствующего фрагмента в психической мозаике.

Пожалуй, самым тонким и неуловимым наваждением в нашей жизни является призрак неоконченного в прошлом дела. Утверждая это, я не берусь судить наших предков или преуменьшать их достижения. У всех из нас есть доступ к информации, различным моделям, а главное – мы обладаем возможностью задавать вопросы, рисковать, следовать по своему уникальному пути, который нашим предшественникам показался бы немыслимым. Но ни в коем случае нельзя забывать слова Юнга о том, что тяжелейшее бремя детей – непрожитая жизнь родителей. Более того, он считал, что большинство из нас зависят от того, что наши предки

недорешили, от вопросов, на которые они не ответили. Мне часто казалось, что существует некая безличная карма, которая переходит от родителей к детям. И я всегда считал, что должен ответить на вопросы, которые были поставлены судьбой еще перед моими прадедами, что я должен, по крайней мере, продолжить то, что ими было не исполнено [33].

Прозрение Юнга очень глубоко, и нам нужно постоянно помнить об этих вещах. Разве в Библии не сказано прямым текстом, что «грехи» отцов переходят к детям в третьем поколении? А в античных трагедиях говорилось о том, как, разгневав богов, можно обречь на проклятие семью и все последующие поколения, пока не появится герой, способный вытерпеть все страдания, принести себя в жертву, но снять это навязчивое проклятие. А психотерапевтам постоянно приходится сталкиваться с призраками родителей пациента, а значит, и с призраками их родителей и более далеких предков, сформировавшими устойчивые комплексы и модели, оставившими вопросы без ответов и наполнившими смыслом разные имаго.

Если мы, терапевты, работаем с человеком, который ощущает свою сексуальность, только находясь «под кайфом», значит, налицо влияние родительских запретов, комплексов, сдерживающих или карательных посланий, отделяющих человека от его природы. Если перед нами женщина, не способная высказать вслух свой гнев, свои надежды и желания, то налицо сдерживающая одержимость, лихорадочное наваждение. Порой эти наваждения так четко встроены в структуру личностной истории, что человек попросту не осознает их, думая, что «так всегда и бывает», «такой я и есть на самом деле», «а как может быть иначе?». Перед нами всегда стоит имплицитная задача – получить разрешение на то, чтобы быть собой, желать того, что глубже всего желаешь, служить настоящему мгновению. Однако заряженное имаго, комплекс постоянно противостоит получению этого разрешения.

Итак, чтобы продолжать наши размышления, нам необходимо более подробно остановиться на понятии комплекса, этом бесценном даре Юнга. Из всех его прозрений идея комплекса, пожалуй, самая полезная. Ни один час моей психотерапевтической практики не проходит без размышлений о комплексах, без ощущения их присутствия. Я всегда чувствую, как все мы боремся с этими призрачными явлениями, имеющими власть над нашим настоящим и способными свести на нет все наши потенциальные способности, вынуждая воспроизводить одни и те же истории.

Каждое утро, когда мы встаем и чистим зубы перед зеркалом, мы не говорим себе: «Сегодня я буду заниматься теми же самыми глупостями, теми же самыми непроизвольными и регрессивными глупостями, которыми я занимаюсь все эти годы!» Но ведь мы и в самом деле день за днем совершаем те же самые глупые, непроизвольные и регрессивные поступки – зачем и почему?