Язык тела - Елена Антоненко Страница 13

«В самом конце обеда вошла кормилица с годовалым ребенком на руках, <…> он принял меня за игрушку. Тотчас же схватил меня за талию и засунул к себе в рот мою голову, где я завопил таким благим матом, что ребенок в испуге выронил меня. <…> Чтобы успокоить младенца, кормилица стала забавлять его. <…> Последнее средство унять его — дать ему грудь. Должен признаться, что никогда в жизни не испытывал я такого отвращения, как при виде этой чудовищной груди <…> ее величины, формы и цвета. Она образовывала выпуклость вышиною в шесть футов, а по окружности была не меньше шестнадцати футов. Сосок был величиной почти вполовину моей головы; его поверхность, как и поверхность всей груди, до того была испещрена пятнами, прыщами и веснушками, что нельзя было себе представить более тошнотворное зрелище. Это навело меня на некоторые размышления по поводу нежности и белизны кожи наших английских дам, которые кажутся нам такими красивыми только потому, что они одинакового роста с нами и их изъяны можно видеть не иначе как в лупу, ясно показывающую, как груба, толста и скверно окрашена самая нежная и белая кожа».

Главной особенностью книги, позволяющей разыграться символизму и философским размышлением, является концентрация внимания читателя на том, что тело Гулливера самое обычное, такое же, как и у каждого из нас. Джонатан Свифт подчеркивает, что понятия великого и малого — относительны. Он разворачивает свои путешествия, привязываясь к языку, доступному для восприятия, — языку тела.

Автор обращает внимание на то, что Гулливер не может свободно общаться с людьми, которые отличаются от него своими размерами: маленький искаженно слышит большого, а большой не может расслышать крик маленького. В итоге понимание между ними ограничено. Малый видит недостатки большого, что вызывает в нем естественное отвращение. Большой же может раздавить, уничтожить малого одним неосторожным движением. Каждый малый может оказаться на месте большого, а большой — на месте малого. Общение большого и малого происходит через язык жестов. Гулливер, жестикулируя, обращается к лилипутам и посредством языка тела дает понять фермеру-великану, своему хозяину, о собственных нуждах.

Еще одним произведением эпохи Просвещения, в котором было обращено внимание на телесную природу человека, является книга Дени Дидро «Нескромные сокровища». По сюжету, старый колдун дарит императору

Конго серебряный перстень, наделенный магической силой вызывать откровения у любой женщины. Нескромные сокровища женщин принимаются разглагольствовать о любовных утехах своих хозяек. Узнав несколько признаний с помощью кольца, император Мангогул задается вопросом: «Если уста и сокровище женщины противоречат друг другу, кому из них следует верить?» В контексте данного произведения такой вопрос становится риторическим, так как сокровище рассказывает о том, в чем хозяйка побоялась бы признаться даже себе.

Дидро показывает, что смысл жизни аристократического общества состоит в погоне за мимолетными наслаждениями. Это и есть истинное лицо, которое скрывается под маской приличия. Сама тематика книги — саморазоблачение в своих откровениях — раскрывает суть роли женщины в обществе. Роли, как мы все понимаем, не соответствующей истинной сущности, она просто искусно играется. Дени Дидро наталкивает на мысль о том, что не существует женской и мужской природы, а есть общечеловеческая бесполая сущность, которую общество облачило в мужские и женские маски.

Одной из самых дерзких личностей эпохи Просвещения является маркиз де Сад. Не случайно от его имени произошел термин «садизм», обозначающий половое извращение, при котором половое удовлетворение достигается путем причинения другому человеку боли или унижения. Маркиз де Сад был абсолютным садистом, стремившимся к жестокости, наслаждению чужими страданиями, о чем свидетельствуют как его произведения, так и его биография (половину жизни он провел в тюрьмах). Философия гедонизма эпохи Просвещения была искажена его больным сознанием до крайней степени неадекватности.

В своих произведениях маркиз де Сад описал картины сексуального кошмара, увечья, которые может доставить телу болезненный эротизм. Изнасилование, совращение, боль, кровь во имя получения сексуального наслаждения — все это извращенные формы телесного контакта с миром. Де Сад вместил свою физическую фривольность в рамки философского направления — либертанизма, которое подразумевает свободу от общепринятых норм. Либертинизм в жизни де Сада приобретает форму вседозволенности, но направленную на других людей. Самоудовлетворение через насилие другого человека для маркиза — высшее наслаждение.