Наедине с убийцей. Об экспериментальном психологическом исследовании преступников - Владимир Бехтерев Страница 11

Известно, с другой стороны, какое отвратительное впечатление вызывает зрелище совершенной казни, и не потому ли, чтобы поддерживать институт смертной казни, этот позор человечества, защитники казни даже вынуждены скрывать выполнение ее от взоров публики.

Но как бы то ни было, личности, которые борются за общие блага человечества, которые руководятся идеями права и гуманности, должны быть признаны настоящими творцами духовной общечеловеческой культуры и, следовательно, вместе с вечной жизнью имеют права и на вечное признание человечества не в смысле только прославления их имени в потомстве, которое в конце концов все равно забудется в течение миллионов лет, а в смысле тех посевов, которые взрастут и останутся навсегда результатом их творческой деятельности в духовной общечеловеческой культуре и приведут к созданию лучшего человека в будущем.

В мире все движется, все течет, мир есть вечное движение, беспрерывное превращение одной формы энергии в другую, так говорит наука. Нет ничего постоянного, одно сменяется другим. Люди рождаются и умирают, возникают и разрушаются царства. Ничего не остается ни на минуту одинаковым, и человеку лишь кажется, что со смертью он разлагается и исчезает, превращаясь в ничто, и притом исчезает навсегда. Но это неверно. Человек есть деятель и соучастник общего мирового процесса. Нечего говорить, что новый шаг в науке, технике, искусстве и морали остается вечным, как этап нового творческого начала. Но и повседневная деятельность человека не исчезает бесследно.

Представьте себе, что вы побывали в театре. Плоха или хороша виденная вами пьеса, это зависит от самой пьесы, но что она оставила в вас тот или иной след, можно ли в этом сомневаться? Пусть этот след со временем даже забудется, но значит ли это, что он не отразился известным образом на зрителе и не дал своих последствий, что он тем или иным способом не отразился на вашей последующей жизни? Не то ли самое нужно допускать и в жизни? Вы видите деятельность окружающих вас лиц, слышите их беседу, суждения, и вам может показаться, что все это проходит бесследно, исчезает, не вызывая никаких последствий; а между тем может ли быть так с точки зрения неуничтожаемости энергии?

Ведь энергия проявлялась в другом человеке в его поступках, словах, мимике, жестах и других проявлениях, и может ли она исчезнуть бесследно? Конечно, нет. И если мы говорили о вечности наиболее выдающихся творений человеческого ума, то это лишь обозначает, что такие творения остаются вечными сами по себе как таковые, тогда как все остальные проявления человеческой деятельности служат лишь теми или иными импульсами для действий других лиц, но преемственно, передаваясь из поколения в поколение, они также вечны и служат теми агентами, которые с течением времени в ряде поколений проявятся снова в каком-либо новом творении, претендующем на вечность как таковое.

Возьмем продукты человеческого творчества в литературе. Около 300 лет тому назад человечество обогатилось неизгладимыми в памяти потомства творениями Сервантеса и Шекспира. Творения эти признаются вечными, ибо в них оказалось то, что живет вечно в человеке, в глубинах его личности. В лице Дон Кихота вы имеете бедного рыцаря, фанатика, близкого к сумасшествию и, может быть, даже немножко сумасшедшего, но в котором проявлялось безграничное служение идеалу. «За свободу и честь человек должен жертвовать жизнью, потому что рабство составляет величайшее земное бедствие», – вот слова Дон Кихота своему оруженосцу Санчо Пансе – слова, которые и олицетворяют это бескорыстное служение идеалу.

В произведениях Шекспира вы имеете такие типы, как король Лир, которого автор переводит из положения счастливого обладателя царской власти и богатства в бедного, лишенного прав изгнанника. Этот переход от счастья к страданию не мог не привести короля Лира к состраданию, ибо счастье заглушает в человеке чувство справедливости и сострадания: «Учись, богач, учись на деле нуждами меньших братьев, горюй их горем и избыток свой им отдавай, чтоб оправдать тем Небо». Наконец, испивший чашу испытаний до дна, король Лир поднимается до ступеней высшей справедливости и высшего служения долгу, когда он восклицает: «Нет в мире виноватых! Нет, я знаю, я заступаюсь за всех!».

И, наконец, Гамлет, вечно сомневающийся во всем и в самом себе, чувствующий себя безвольным, изверившимся во всем, лишним и ненужным человеком. Но Гамлет, признавая свое бессилие и безволие, сознает и величие человеческого духа, когда говорит:

«Велик тот истинно, кто без великой цели не восстает, но бьется за песчинку, когда задета честь».

Это вечная истина, сказанная человечеству в прекрасных образах творческой мысли двумя великими писателями. Но разве эти произведения и сами Сервантес и Шекспир явились как deus ex machina ^[24]? Разве вся предшествующая творческая деятельность человечества, ведшего неустанную борьбу за идеалы, за честь, за лучшие блага, не подготовили всего того, что дали человечеству эти великие произведения?

И что бы вы ни взяли из того, что признается вечным, вы должны признать, что вечное, в конце концов, есть плод бесконечного ряда предшествующих условий, созданных творческой рукой человека.

В будущем человечества, как в синтезе, должна отражаться вся предшествующая совокупная работа человеческого гения, а следовательно, и морали, ибо будущий человек есть прямой наследник всей предшествовавшей человеческой жизни с ее борьбой за лучшие блага и со всеми ее приобретениями в поступательном ходе человеческой цивилизации.

В этом отношении будущее человечество представит собой действительную картину достигнутого всеми предшествующими поколениями человечества, как бы их духовным наследием, но лишь в форме общего синтеза. В последнем, однако, ни одна новая черточка, ни одно малейшее зернышко, которые внес тот или другой ранее живший человек в сокровищницу общечеловеческой культуры, не останутся бесследными, ибо оно всегда даст свои ростки, которые позднее будут развиваться и расти. Даже лица, не давшие ничего нового своей жизнью, являющиеся как бы подражателями других, уже самим своим существованием, как живые существа, действующие и вступающие в отношения с другими, как своего рода передаточные среды, оставят свой след (хороший или дурной – это другой вопрос), который не может не сказаться на духовном лике будущего человечества, являющегося, как уже сказано, синтезом всего прошедшего и воспроизводящего все приобретения прошлого человеческого опыта в его конечных выводах и следствиях.

Дело в том, что если человеческая личность бессмертна и остается жить в будущем как частица духовной общечеловеческой культуры, то она же живет и в прошедшем, ибо она есть прямой продукт прошедшего, продукт всего того, что она восприняла из прошлой общечеловеческой культуры путем преемственности и унаследования.

При этом мы понимаем не одну только биологическую наследственность, которая преемственно передает из поколения в поколение внешние формы человеческой личности и ее внутреннюю организацию в смысле биохимических процессов, отражающуюся на человеческом темпераменте и его характере, но и тот процесс, который мы обозначаем именем социальной наследственности и благодаря которому из рода в род передаются все приобретения жизненного опыта предшествующих поколений ^[25].