Викинги. Ирландская сага - Джеймс Л. Нельсон Страница 96

Арнбьерн Белозубый стоял на возвышении в главном зале, на том самом месте, которое, по его разумению, предназначалось для короля Тары и его свиты. Зал оказался именно таким, каким он его и представлял, когда воображал себя на этом самом месте, возвышающемся над прочими, в королевском кресле в центре стола. Но сейчас, разумеется, здесь не было ни стола, ни кресел, вообще ничего не было, одна только пустая комната, в которой они не пировали, а сидели взаперти в роли жалких пленников.

Сто пятьдесят человек разбились на кучки сообразно прежним привязанностям и сидели или лежали прямо на полу. В зале было темно, тусклый свет пробивался лишь в щели закрытых ставнями окон, отчего даже выбеленные стены выглядели серыми и неухоженными. А верхняя часть помещения, тяжелые дубовые балки, потолок и соломенная крыша вообще терялись в темноте.

Впрочем, без пира не обошлось, конечно, и Арнбьерн позволил себе поверить, что ирландцы устроили его с открытой душой, в знак благодарности за то, что он пообещал не грабить их город. И вот теперь он и его люди оказались здесь, запертые в огромном зале как пленники, то есть в самом унизительном состоянии, и все его прежние мечты о том, как он будет править Тарой и уложит в постель Бригит, казались теперь жестокой насмешкой судьбы. Их ловко одурачили, отобрав у них оружие, свободу и самую сущность, то, что делало их мужчинами.

У всех, кроме Торгрима. Торгрима Ночного Волка.

Торгрим, Торгрим… Арнбьерн вспоминал его очень часто, вольно или невольно. Он не видел никакой случайности в том, что Торгрим, его сын и этот безумец Старри, которого Торгрим считал своим другом, стали единственными, кому удалось бежать. Во всем, что с ними случилось, был виноват Торгрим. Это он предал их.

Арнбьерн укрепился в своем мнении после того, как действие яда миновало и он обнаружил, что Торгрима нет среди пленников. Это ведь Харальд сын Торгрима привел к нему лживую сучку Бригит, которая все уши прожужжала ему своими сказками о том, какие неслыханные богатства он может взять в Таре; сам же Харальд был слишком глуп для того, чтобы измыслить столь коварный план. Он явно действовал по указке Торгрима.

«Будь он проклят! Пусть он сдохнет, а его разлагающийся труп склюют вороны и стервятники!» — думал Арнбьерн, когда чувство безысходности овладевало им. Он нанес оскорбление Болли, поставив Торгрима на его место, но поступил так только затем, чтобы иметь возможность пойти с ним в бой и сунуть ему меч под ребра при первом же удобном случае. Так он рассчитывал одним ударом убить двух зайцев: использовать Торгрима для захвата Тары, а потом избавиться от своих обязательств перед ним. Кто же знал, чем все это обернется!

Впрочем, не все были согласны с Арнбьерном в том, какую роль сыграл в этом грязном деле Торгрим. Целых полтора дня Хроллейф, проглотивший просто неимоверное количество жареной свинины, был слишком слаб, чтобы говорить, а когда он немного оправился и обнаружил, что попал в плен к ирландцам, то пришел в такую ярость, что добиться от него вразумительных речей не представлялось возможным. Собственно говоря, во всех бедах он винил именно Арнбьерна.

Ингольф тоже был полон скептицизма.

— Ну и зачем это Торгриму? Что он от этого выигрывает? — поинтересовался он, когда Арнбьерн поделился с ним своими подозрениями.

— Он действует заодно с этой ирландской сучкой, что тут непонятного? — пояснил Арнбьерн.

— С которой из них? С той, что мы привезли из Дуб-Линна, или с той, что отравила нас?

— С обеими! Не знаю. Просто мне совершенно ясно, что все случившееся с нами — его рук дело. Он давно знаком с той, которая отравила нас. И почему получилось так, что сбежать сумел только он сам со своим сыном и этим Старри?

— Может, боги были благосклонны к нему? — предположил Ингольф. — Или он просто оказался умнее нас? Не знаю, но не вижу, какой смысл ему затевать всю эту историю. Если выяснится, что Торгрим дружен с ирландцами и они оказали ему честь, тогда я, быть может, и поверю тебе. Хотя откуда нам знать, может, ирландцы убили его вместе с сыном, а трупы их скормили собакам?

Слова Ингольфа отнюдь не рассеяли подозрения Арнбьерна насчет Торгрима, зато убедили в том, что и сам Ингольф каким-то образом замешан в заговоре и что он, подобно Торгриму, должен умереть при первом же удобном случае. Этими соображениями Арнбьерн поделился с Болли сыном Торвальда, единственным, кому он по-прежнему доверял безоговорочно. А уж Болли постарался довести до сведения остальных пленников его уверенность в том, что Торгрим предал их, что он продал людей Арнбьерна ради личной выгоды.