Саблями крещенные - Богдан Сушинский Страница 95

По лицу Гяура пробежала тень самодовольного злорадства. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Сейчас он был единственным на корабле и в этом городке, кто на самом деле способен понять ощущение, с которым капитан д’Эстиньо распрощался с приезжей графиней.

— Но это, гнев Перуна, не помешало вам передать де Ляфер то, что я просил передать?

— Точнее будет сказать, что я пытался передать ей смысл вашего устного послания. Но только вряд ли она восприняла его всерьез.

— Что же в таком случае она намерена предпринять?

— Будет стремиться освободить вас. Любым возможным способом.

— Но ведь я просил объяснить ей…

— Не предупредив, что это явно не та женщина, которая нуждается в наших с вами объяснениях и советах. Прежде чем выслушать меня, она набросилась с обвинениями, потребовав немедленно освободить вас. Будто это в моей воле.

— Вы так и ответили ей?

— Я сказал, что существует генерал д’Арбель, которому я дал слово чести и которому подвластен. Так, знаете, что заявила мне графиня, дьявол меня рассмеши?

— Для этого моей фантазии не хватит. Никогда нельзя предугадать, что способна заявить эта женщина в следующую минуту.

— Вот тут я с вами совершенно согласен, полковник. Но в данном случае она заявила, что избавит меня от слова, данного генералу.

— Что значит «избавит»? — нахмурился Гяур.

— По правде говоря, — замялся капитан, — не знаю. Кстати, вместе с ней был ее слуга, некий татарин.

— Кара-Батыр?

— Кажется, графиня обращалась к нему именно так. Присутствие этого свирепого азиата подсказывает, что избавление меня от слова чести должно прийти через убийство генерала.

Гяур нервно повертел головой, словно пытался развеять наваждение.

— Только этого не хватало. Неужели она не понимает, что находится в стане врага, в городе, захваченном вражескими солдатами, где будут следить за каждым ее шагом? И что после гибели генерала — даже если это покушение удастся — она, как и князь Ян-Казимир, останется беззащитной.

— А как прикажете вести себя мне?! — вспылил капитан. — В моем присутствии вы оба так спокойно рассуждаете о покушении на командующего, словно я не подданный испанской короны, а бродяга без рода-племени. Вам не кажется, что я обязан немедленно доложить генералу д’Арбелю обо всех своих подозрениях?

— Но если бы вы сделали это, капитан, — слегка дотронулся пальцами до его рук полковник, — вы бы погубили эту прекрасную женщину.

— Собирающуюся совершить убийство испанского генерала, — напомнил д’Эстиньо. — Всего-навсего, дьявол меня рассмеши.

— И все же вы погубили бы ее, — как можно внушительнее проговорил князь Гяур. — Неужели смогли бы потом простить себе это?

— Уж не считаете ли вы, что все мужчины в этом мире должны питать к вашей даме сердца такие же чувства, какие питаете вы? — незлобно огрызнулся капитан. — Королев, насколько мне известно, тоже казнят, сколь бы прелестными и величественными они ни казались их коронолюбивым подданным.

Гяур подпер голову руками и почти с минуту молчал, думая о чем-то своем. Капитан не торопил его и не стремился нарушить молчание. Он смотрел в выходящее на корму небольшое окно, в котором вмещался квадрат синевато-белесого залива и часть какой-то портовой постройки, желтеющей у самой кромки воды, между двумя полуразрытыми холмами.

— Лучше бы она не появлялась здесь, — наконец проговорил князь.

Капитан едва заметно улыбнулся. Плод раздумий молодого полковника показался ему слишком незрелым.

— Сожалеть об этом поздно и бессмысленно, князь. Как поздно и бессмысленно сожалеть о появлении в нашей жизни любой из женщин — коль уж она имела несчастье появиться. Поверьте моему опыту. Сейчас, в эти минуты, Ян-Казимир и графиня, очевидно, уже беседуют с генералом д’Арбелем.

— В том-то и дело… что беседуют.

— Не думаю, чтобы генерал слишком уж упрямился. Тем более что, дьявол меня рассмеши, графиня не из тех женщин, с которыми позволительно упрямиться и набивать себе цену.

— Это уж точно.

— Кроме того, как я понял, она имеет полномочия французского правительства. Поэтому подождем до утра. Видит бог, я и сам не прочь распрощаться с вами, полковник, коль уж вы не желаете служить королю Испании. Считать вас пленником и постоянно охранять — слишком обременительно для экипажа. Предоставить свободу — не велит клятва верности короне. Остальное вам понятно без слов. Единственное, чего я не могу допустить, — чтобы дело дошло до казни. А у меня предчувствие, что вас попытаются перевести в казарму или местный полицейский участок, чтобы потом…