Королева легионов Афины - Филип Гриффин Страница 9

— Простите, что мы потревожили вас, уважаемые воины! — резко сказала Урсула, спрыгнув с дерева. Обращаясь ко всем собравшимся мужчинам сразу, она смотрела только на Константина и Константа. — Мы всего лишь хотели напомнить вам о том, что Великий пир, устроенный в вашу честь, не может начаться без вашего присутствия. — Она наклонилась к всхлипывавшей Бриттоле, приобняла ее за плечи и, покачивая как младенца, утешала: «Тише, тише. Не плачь!»

По толпе прошелестело: «Это юная Бриттола».

Отец Бриттолы, Конан, пробрался вперед и встал рядом с Константином. Он был самым опытным из командующих, да и по возрасту старше других офицеров. Правда, его годы становились видны только тогда, когда он снимал с себя доспехи.

— Иди сюда, дорогая. Возьми себя в руки. Ты и так уже устроила достаточное для этого вечера представление, а нам еще надо идти на пир. — Выступив вперед и тепло улыбнувшись Урсуле, он попытался взять дочь под руку.

— Отпусти! — Она отдернула руку и вскочила. — Отпусти меня! — Снова оказавшись на ногах, она отбросила волосы с лица и дерзко посмотрела на отца. — Как ты мог, отец? Я видела, что ты снял свой крест. Зачем? Ты надеялся спрятать свой позор от Господа?

Конан, явно расстроенный, снова попытался взять дочь за руку, но она опять отпрянула.

— Разве не достаточно того, что они решились на подобную мерзость, — и она широким взмахом рук обвела всех присутствующих. — Но ты, почему ты пошел на это, я не понимаю! Тебе же не нужно ничего доказывать никому, кроме Господа твоего. Тебе, как никому другому! Тебе, благословленному в детстве самим Константином Великим! ^[14] Как ты мог! Где твоя вера, отец?

— Идем. Дли таких разговоров нужно выбирать и время, и место. — Он снова попытался ее увести, но она опять не далась.

— Нет! Я хочу знать, почему ты и другие «христиане» не могут хранить верность истинному Богу!

— Мы храним верность тем богам, которым пожелаем, — с этими словами вперед вышел Константин, крепко сжав Бриттолу за руку, чтобы положить конец унижениям ее отца. — Ты же сама хранишь статуи других богов в своем доме, разве нет?

— Да, но это просто традиция, это не…

— И ты возносишь благодарность Зевсу и Афине, разве не так?

— Да, но это не…

— А ты понимаешь, почему это делаешь? — Константин замолчал, но потом сам ответил на вопрос раньше Бриттолы. — Я могу тебе сказать почему. Потому что это твой свободный выбор.

— Я знаю, но…

Константин повысил голос и обратился к окружавшим мужчинам.

— И эта твоя свобода поклоняться любому из богов так, как тебе этого хочется, является частью истинной славы Римской империи. Только у Рима достает власти на то, чтобы впитать в себя разные религии и поклоняться многим богам. Ибо все боги признают власть Рима.

Он замолчал и оглядел собравшихся, задержавшись взглядом на напряженном лице Урсулы.

— Бриттола, твой отец прав. Для подобных бесед нужно уметь выбирать время и место, и я объясню тебе, почему. Свобода, которой ты сейчас наслаждаешься, та самая свобода, которая позволяет тебе роскошь рассуждений о том, что управляет людьми, бог, вера или рок… — Его торжественный тон сменился насмешливым, и толпа тут же ответила смехом. — Эта самая свобода была добыта в тяжелом бою, и, видит бог, мы должны будем и впредь ее защищать! Поэтому выше всего, всех богов, выше веры или рока, выше самой свободы должен стоять долг! А долг каждого здорового подданного Римской империи — защищать империю, вместе со всем, во что она верит. — Теперь он смотрел на Урсулу и Константа. — И лишь после того, как он выполнит свой долг, выполнит его полностью, он сможет вернуться к своей семье и друзьям, предаться пирам и разговорам — то есть насладиться той самой свободой, добытой в нелегких боях…

Чувствуя, что хватка Константина ослабла, Бриттола вырвалась из его рук, схватила свой серебряный крест и высоко подняла его над головой.

— Нет! — закричала она. — Это неправильно! Каждый человек должен умом и сердцем своим понимать, что его истинный долг — служить Богу! Единственному Богу! Истинному Богу! Нельзя жить в мире, свободном от божьих правил! Какая такая «тяжело добытая свобода» может заставить человека пить кровь животных? Мы должны стремиться к жизни в богоугодном мире! А сделать это можно, лишь подчиняя себя воле Божьей! Только отказавшись от лже-богов и прекратив вести себя как… как звери!

Константин рассвирепел. Никто из подданных не смел его перебивать, а эта девица позволила себе сделать это уже дважды.

— Как верно заметил твой отец, — вступила Урсула, встав между Бриттолой и Константином, лицом к девочке, — здесь не время и не место для подобного разговора. — Потом она повернулась к Конану. — Я думаю, действительно будет лучше, если вы отведете ее на пир, где подобные дебаты будут более уместны.

— Пойдем, прогуляемся, — мужчина осторожно обнял плечи Бриттолы.

Она опустила голову и позволила отвести себя в сторону. На мгновение показалось, что вспышка ее негодования уже позади. Но как только они подошли к выходу из аллеи, она резко высвободилась и снова развернулась лицом к толпе.

— Наш первый долг — служить Господу, а не Риму! — крикнула она. — В первую очередь мы — солдаты божьей армии, и лишь потом римской!

Мужчины, замерев, просто стояли и смотрели. Никто не шелохнулся, никто ей не ответил. Она смотрела на них с вызовом, страстно желая, чтобы ей возразили, но вдруг наткнулась на жесткий взгляд Урсулы. Только тогда Бриттола прикусила язык, развернулась и наконец ушла, следуя за своим отцом. Еще долго из темной аллеи до мужчин доносились ее рыдания.

Константин сделал повелительное движение головой, и все беспрекословно повиновались его беззвучному приказу. Мужчины разошлись, оставив Константина наедине с Константом и Урсулой.

Первой тишину нарушила Урсула.

— Я понимаю, как сложно управлять армией из христиан и римлян. Лишь одно меня удивляет: как вы можете сражаться в битве или отправляться в далекие походы, не зная наверняка, за что именно вы сражаетесь.

— Часто важнее знать не за что, а против чего ты сражаешься, — тепло ответил Константин, напомнив Урсуле того человека, которого она знала и любила с детства. Он замолчал, потом приблизил к ней пламя своего факела. — Урсула, со дня смерти матери на твои плечи легла большая ответственность. Теперь ты уже должна понимать, что мы зачастую не понимаем причин, по которым на нас возложен тот или иной долг. Мы зачастую многого о нем не знаем. Если мы будем пытаться все осмыслить, то рискуем лишиться рассудка. И в конечном итоге нам удается выполнить свой долг просто потому, что мы знаем, что должны это сделать, а не потому, что понимаем зачем.