Проклятие красной стены - Алексей Витаков Страница 9

— Дядь Бьорн, куды ты меня ведешь?

Савва шел за своим учителем по тайге, то и дело уворачиваясь от пружинящих веток, которые старый норвежец и не думал придерживать. Ветки летели навстречу Савве, словно концы разогнувшихся луков.

— Итти таффай! Зачем спрашивать? Я никого не спрашивать, когда тфой лечил! Итти таффай!

— Иди да иди. Все ему иди! — недовольно пробурчал Савва.

Вскоре тропинка вывела их на угрюмую болотину, над которой витал сладковатый запах багульника с примесью зрелого морошечного духа. Повсюду хилые кривые березки да редкие сосенки, зато невероятно высокий черничник с крупными, глазастыми ягодами и алые, похожие на долгие зарницы, кусты брусничника, а еще желтые, отяжелевшие от сока плоды морошки. Картина была манящей, величественной и вместе с тем жутковатой. В низком, набухшем небе кружил огромный ворон; после каждого его длинного, мокрого карка целое облако поблеклой листвы срывалось с той или иной березы.

Савва поймал себя на мысли, что никогда не был в этих местах, и почувствовал, как к горлу подкатила легкая тошнота.

— Не тыши шибко! Тыши тихонько. Это зловредный пар, его еще называют паром Бауги. Патаму чта Бауги все время варить ядовитый зелье.

— Бауги? — Савва переспросил без всякого любопытства, просто чтобы поддержать разговор.

— Та-та, Бауги, двоюратный брат Суттунга.

— Кто такой Суттунг?

— О-щ, Суттунг — хранитель меда Игга. Бауги уговаривал своего старшего брата дать хотя бы один глоток Бельверку, но тот не согласился…

Савва перестал слушать. Стоило только навести старого норвежца на разговор о своих богах, и тот рассказывал истории часами без остановки. Запомнить названия, имена, сюжеты Савва не мог и погружался в свои мысли, вспоминая об отце, Аленке и их большом бревенчатом доме на берегу серой, точно сталь охотничьего ножа, реки.

Коварен «пар Бауги», ох как коварен!

Фигура идущего впереди Бьорна начала расплываться и терять очертания. Вскоре и его голос стал еле уловим, как будто звучал из самой нижней части дупла трехсотлетней сосны. А самая нижняя часть, как известно каждому, находится глубоко под землей.

Тяжесть навалилась на Савву: ноги перестали слушаться, руки повисли, на плечи словно лег огромный валун. Парень брел, спотыкаясь о корни деревьев, шумно глотая воздух, пытаясь не потерять из виду старого норвежца.

Неожиданно лоб молодого человека столкнулся с чем-то твердым, и он провалился в мутный, глухой сон, в котором то истошно кричал петух, то плакала Аленка, то раздраженно с кем-то спорил отец. Еще в нем набегали и бились о берег высоченные свинцовые волны, жалобно скрипела барка и молила о пощаде одинокая старая сосна, надрывно скрипя на осатанелом ветру.

Савве показалось, что он очнулся от сильного толчка. На самом деле это была всего лишь сухая ветка, упавшая ему на грудь. Он открыл глаза. Вокруг царила густая, вязкая, как смола, ночь, освещенная полной луной и суровыми низкими звездами. Попробовал встать. Под ладонями скрипнул сухой ягель… Странно. Вроде была болотина, покрытая глубоким мягким мхом. А теперь бор?.. С первой попытки подняться не получилось, тело завалилось на бок. Отдохнул. Со второй попытки удалось сесть. Огляделся. Ночь. Помотал головой, пытаясь стряхнуть остатки сна. Темень. И ночь.

— Дядь Бьорн! — позвал он осторожно.

Потом чуть громче. А в третий раз — в полную силу.

Тишина. Только высоко в ветвях провыл сиплый ветер и шумнула крыльями большая сова. Савва вскочил на ноги и заметался между соснами.

— Дядь Бьорн, ты где?!

В ответ — лишь новый порыв простуженного ветра да протяжный, хриплый карк ворона. Савва хлопнул по карманам: ни кремня, ни огнива, ни корки, ни сухаря. По спине забегали мурашки.

— Где я? — крикнул он и, присев на корточки, обхватил голову руками.

Горе тому, кто оказался в ночном лесу. Двойное горе, если не знаешь пути к своему жилищу.

— Где я? — он уже не кричал, а рыдал, глядя наполненными ужасом глазами в безразличное бездонное небо.

Страх лишил Савву сил, и он повалился на бок, свернувшись калачиком, закрыв лицо колючим шерстяным рукавом.

Никто не может ответить, почему один человек после приступа страха быстро засыпает, тогда как другой страдает бессонницей, лихорадкой и затмением разума. Только Господу Богу ведомы пути человеческой воли. И, если Бог желает подольше сохранить жизнь той или иной твари, то наделяет ее защитными качествами.

Савва провалился в глубокий сон, в котором стояла только лишь темная пустота. Стояла твердой, непроницаемой стеной без единой бреши, поэтому ни одно сновидение не проникло в его сознание.

Солнце поднялось высоко, когда комариный князь решил-таки разбудить молодого человека. Он долго кружил над ухом спящего, пронзительно и очень въедливо пища. На этот писк слетелся весь гарем князя, и началась безжалостная атака на открытые участки тела. Если от князя Савва еще как-то отмахивался, не желая просыпаться, то от злобных укусов спасения не было. Отхлестав самого себя по щекам, лбу и носу, убив при этом несколько дюжин назойливых представителей насекомого племени, он сел, яростно мотая головой.