Сокровище Чингисхана - Дирк Касслер Страница 9

Дошедшие до наших времен китайские хроники скудно рассказывают о той эпохе, лишь Марко Поло, венецианский путешественник, в своей «Книге» дает поразительное описа­ние Китая тринадцатого века, Шелкового пути и расцвета Шанду. Возведенный на огромной насыпи в центре окружен­ного стеной города, величественный дворец был окружен ле­сом из привезенных деревьев с дорожками из лазурита, при­дававшими всему месту волшебный голубоватый оттенок. Изящные сады и фонтаны располагались между официаль­ными и жилыми зданиями, окружавшими главное сооруже­ние, Та-Ань Ко — зал Великой гармонии, — служившее мес­том отдыха императора и высотой, равно как и роскошью, боль­ше походившее на дворец. Выстроенный из зеленого мрамора и простого камня зал, сверкавший позолотой, со стенами, ин­крустированными отполированной до зеркального блеска плит­кой, украшали картины и скульптуры лучших китайских мас­теров. Вначале он служил летней резиденцией императора, сбегавшего сюда от удушающей пекинской жары, но вскоре Сяньду превратился в научный и культурный центр. Когда здесь соорудили медицинскую школу и астрономическую об­серваторию, город сделался местом постоянного пребывания ученых, как китайских, так и иноземных. Постоянно веющий на холме бриз обвевал свежестью императора и его гостей. От­сюда император управлял империей, простиравшейся от Сре­диземноморья до Кореи.

Кроме того, здешние места были личными охотничьими угодьями императора, что добавляло им славы. На шестьдесят квадратных миль раскинулся громадный, огороженный глухим забором парк — дивные леса, орошаемые многочисленными ручьями, луга, поросшие густой травой. В парке водились кабаны, олени и другая дичь. Здесь император и его гости тешили себя охотничьими забавами. Дорожки в парке были приподня­ты над землей, дабы никто из сановников не замочил ноги. Дожившие до наших дней гобелены рассказывают о том, как охотился император, — сидя на богато убранной лошади, ря­дом с которой бежал прирученный и натренированный на по­иск подстреленной добычи гепард.

Века забвения, пренебрежения и шайки грабителей обрати­ли пышный дворец в невзрачные развалины. Даже Хант с тру­дом различал в них сады, фонтаны, речушки и деревья — ведь они существовали очень давно, несколько столетий назад. За это время цветущая земля превратилась в бесплодную равнину, уны­ло тянувшуюся вдаль, к коричневым холмам. Безжизненная ме­стность, где лишь ветер, шелестевший по высокой жухлой тра­ве, шептал о былой славе города. Сяньду, романтическое назва­ние Шанду, получивший известность благодаря поэзии Сэмюэ­ла Тейлора Колриджа, живет теперь только в мечтах.

С разрешения китайского правительства три года назад Хант приступил к раскопкам. С каждым совком выкопанной земли он восстанавливал границы зала Великой гармонии — сначала главное помещение, затем кухню и обеденный зал. Многочис­ленные изделия из бронзы и фарфора, извлеченные на поверх­ность, рассказывали ему о повседневной жизни дворца. К ра­зочарованию Ханта, он не обнаружил ни великолепных экспо­натов, ни терракотовых армий, ни ваз эпохи Мин, которые про­славили бы его имя в археологии. Работа подходила к концу, оставалось раскопать только остатки спальных покоев импе­ратора. Большинство его коллег, не желая попасть в плен к японцам, уже выехали в восточные области Китая. Хант, каза­лось, получал мазохистское удовольствие, оставаясь в центре заварушки, ожидая опасность, упрямо надвигавшуюся с севе­ро-запада Китая, находящегося рядом с Маньчжурией. Люби­тель старины и приключений, авантюрист в душе, он сознавал, что находится в центре вершащейся истории.

Хант также понимал, как обрадуется Британский музей лю­бым привезенным им экспонатам для запланированной выстав­ки под названием «Сяньду». Хаос и угроза нападения японцев шли ему на руку. Они не только придавали драматическое оча­рование историческим находкам, но и облегчали транспортиров­ку их на запад. Местные власти из соседних деревень уже сбежа­ли, правительственных чиновников, выдававших разрешение на вывоз старинных предметов, он не видел уже несколько недель. Ситуация позволяла ему братье собой любые ценности. При том условии, конечно, что ему самому удастся выбраться.

— Мне кажется, я слишком долго держал вас тут, вдали от семьи, Цендинь. Сомневаюсь, что русские позволят японцам шнырять вокруг Монголии, поэтому вам лучше уехать из этого кошмара в более безопасное место.

— Да, моя жена мне обрадуется. — Монгол улыбнулся, по­казав ряд белых острых зубов.

Их разговор прервал слабый гул пролетавшего неподалеку самолета. К югу от них в небе появилось небольшое серое пят­нышко, разрослось до тучи и ушло на восток.

— Японская разведывательная авиация, — задумчиво прого­ворил Хант. — Плохой знак для оборванцев-националистов. Ту­говато им придется, если японцы возьмут под контроль небо. — Археолог вытянул из кармана пачкусигарет«Красныйлев» и, пока Цендинь с явной тревогой рассматривал самолет, закурил. — Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше, — заключил он.

Позади них, водной изтраншей, возник какой-то шум. За­тем над землей появилась чумазая голова землекопа-китайца. Он что-то торопливо залопотал, завращал глазами.

— Что случилось? — спросил Хант, отводя в сторону руку с набитой марихуаной сигаретой.

— Он говорит, что нашел какую-то деревянную лакирован­ную вещь, — перевел Цендинь и направился к траншее. За ним последовал Хант.

Они подошли к краю траншеи и заглянули внутрь. Земле­коп, не переставая болтать, взволнованно указал совком себе под ноги. Подошли другие рабочие. В земле у ног нашедшего виднелся край большой пластины желтого цвета, похожей на поднос для кушаний.

— Цендинь, прикажите им продолжать раскопки! — рявк­нул Хант, жестом отгоняя рабочих.

Монгол спрыгнул втраншею и принялся осторожно совком и щеткой удалять грязь с находки. Хант вытащил блокнот и ка­рандаш. Сделал набросок места, зарисовал выступавший из зем­ли предмет. Перевернув лист, начал зарисовывать находку по мере того, как Цендинь вытягивал ее из земли.

Когда находка была извлечена и очищена от грязи, Хант обнаружил, что это большой деревянный, покрытый лаком ла­рец. Его поверхность сплошь покрывали мелкие изящные изоб­ражения животных и деревьев. Все детали были выписаны с уди­вительным тщанием. Изображения были инкрустированы перламутром. Крышку ларца, как с любопытством отметил Хант, украшало крупное изображение слона. Стараясь не повредить рисунки, Хант смахнул с днища ларца комочки грязи, Цендинь извлек ларец и положил на плоский камень у края траншеи.

Землекопы, побросав совки, во все глаза глядели на богато украшенный ларец. Подавляющая часть находок экспедиции Ханта не имела большого значения — то были в основном фар­форовые черепки. Изредка попадались резные изделия из не­фрита. За последние тридцать лет обнаруженный им ларец являлся единственным по-настоящему ценным предметом.

Хант внимательно осмотрел его. Внутри находилось что-то тяжелое и при движении перекатывалось по дну ларца. Ногтя­ми больших пальцев Хант попробовал найти щель между кор­пусом и крышкой, а когда нашел, попытался открыть ларец. Поначалу крышка не поддавалась — за восемьсот лет она проч­но срослась с корпусом, — но в конце концов уступила и слегка приподнялась. Хант снова поставил ларец на камень, сунул пальцы в зазор между корпусом и крышкой, надавив посиль­нее. Крышка со скрипом поползла вверх. Хант снял ее и поло­жил рядом с камнем. Цендинь и остальные рабочие, вытянув шеи, как болельщики на футбольном матче, старались разгля­деть содержимое ларца.