Александр Македонский. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди Страница 9

Выступление Фессала в «Царе Эдипе» было безупречно, и когда настал черед сцены, в которой герой прокалывает себе глаза острым язычком пряжки, зрители увидели, как грим актера окрасили два ручейка крови, и по рядам амфитеатра разнеслось изумленное «О-оо-о!», а на сцене зазвучали ритмические стенания Эдипа:

Ойтойтойтойтойтой папай феу феу.

Сидевший на почетной трибуне Александр долго и с воодушевлением аплодировал. Вскоре стали показывать «Алкесту», и изумление публики еще более возросло, когда в финале из-под земли выскользнула сама Смерть, наряженная в мрачные одеяния Таната, и Геракл стал сбивать ее с ног мощными ударами своей палицы. Евмен велел архитектору Диаду, тому самому, что проектировал осадные башни для разрушения стен Тира, создать машины для сценических эффектов.

— Я говорил тебе, что останешься доволен, — шепнул секретарь на ухо Александру. — А посмотри на публику: она просто сходит с ума!

Как раз в это время палица Геракла тщательно рассчитанным ударом поразила Танат; державший актера в воздухе крюк отцепился от подвижной вращающейся петли, и тот с шумом упал на помост, а Геракл тут же набросился на него. Публика неистовствовала.

— Ты чудесно поработал. Проследи, чтобы все получили вознаграждение, особенно архитектор, построивший машину. Никогда не видел ничего подобного!

— Здесь также есть заслуга наших хорегов, а царь Кипра оплатил всю установку оборудования. Но у меня к тебе есть другое дело, — добавил Евмен. — Пришли новости с персидского фронта. Я сообщу их тебе сегодня вечером после аудиенции.

И он удалился, чтобы организовать церемонию награждения.

Судьи, среди которых были и гости из афинского посольства, назначенные по долгу вежливости, удалились в помещение для совещаний, а затем вынесли решение: приз за лучшее оборудование присуждается «Алкесте», а лучшим актером объявляется Афинодор, который в женской маске фальцетом исполнял роль царицы Аргоса.

Царь остался разочарован, но постарался скрыть досаду и вежливо поаплодировал победителю.

— Они дали ему приз за голос педераста, — сказал Евмен царю.

Чуть позже Птолемей шепнул на ухо Селевку:

— Насколько я знаю Александра, после такого решения сегодня вечером на аудиенции он вряд ли удовлетворит просьбу афинского правительства.

— Да, но и без этого присуждения у них не было больших надежд: спартанский царь Агид напал на наши гарнизоны, и это может ввести афинян в искушение. Лучше пресечь это немедленно.

Селевк не ошибся. Когда пришел назначенный час, царь принял афинских послов и внимательно выслушал их просьбу.

— Наш город до сих пор хранил тебе верность, — начал свою речь глава посольства, член афинского собрания, отягощенный годами и опытом. — Афины поддерживали тебя на всех этапах завоевания Ионии, они держали море свободным от пиратов, обеспечивая тебе связь с Македонией. Поэтому мы просим у тебя в знак признательности: освободи афинских пленных, что попали в твои руки в битве на Гранике. Их семьям не терпится снова обнять их, и город готов принять их. Да, они совершили ошибку, но сделали это по доверчивости и уже дорого заплатили за свое заблуждение.

Царь переглянулся с Селевком и Птолемеем, после чего ответил:

— В душе я хотел бы пойти навстречу вашей просьбе, но еще не настало время, чтобы полностью забыть прошлое. Я освобожу пятьсот человек — по жребию или по вашему выбору. Остальные останутся у меня еще на некоторое время.

Глава афинского посольства и не пытался спорить. Он неплохо знал характер Александра и потому удалился, проглотив горечь. Ему было хорошо известно, что царь никогда не меняет своих решений, особенно тех, что касаются политики и военной стратегии.

Как только послы покинули зал, все члены совета поднялись с мест, чтобы тоже уйти. Остался один Евмен.