Мертвые сраму не имут - Игорь Болгарин Страница 80

– Я вам уже нравлюсь? – эпатируя Михаила, спросила девушка.

– Потом скажу, – улыбнулся Михаил. – Когда лучше познакомимся.

– Так! Все! Слышите? – донесся из кухоньки голос Тани. – Люба нервничает. Ей тоже не терпится познакомиться.

Из кухни и верно доносились какие-то вздохи, перемежающиеся с похожим на мяуканье голосом.

Вымыв руки, Михаил вошел в похожую на пенал кухоньку. Таня посторонилась, пропуская его. Он направился к кроватке и увидел в ней это крохотное существо, розовенькое, большеглазое, укутанное в какие-то рюшечки и кружавчики. Таня лукавила, говоря Михаилу, что ждала его в конце пребывания в Париже. Втайне она надеялась, что он не затянет с посещением, и поэтому уже с утра одела ребенка во все гостевое, нарядное.

Михаил смотрел на малышку. А она лишь мельком взглянула на него и продолжила, кряхтя, тянуться до висящей перед ее глазами погремушки в виде красного шара. Под взглядом Михаила девчушка прекратила свою борьбу за обладание шаром и тоже остановила взгляд на Михаиле и с неким удивлением скривила свое личико.

– Ну, Люба, Любаня… Любовь Павловна! – сказал Михаил и заметил, как на лицо Тани набежала печальная тень от произнесенного им отчества.

– Не подслушивай. Неприлично! Мы с Любой решили тет-а-тет побеседовать! – шутливо укорил Михаил Таню и снова вернул взгляд к ребенку: – Поздравляю тебя, девочка! С чем, спрашиваешь? С тем, что ты пришла на этот свет, со временем будешь его переустраивать на пользу тем, кто на нем живет.

Люба снова стала кривить личико и попыталась что-то ответить Михаилу.

– Обратите внимание, она все поняла, – сказал Михаил и обернулся к перенесенным сюда его коробкам. Стал извлекать из них погремушки различных видов и форм, они то тарахтели, то посвистывали, а то разражались какой-то музыкой. И на каждую из них Люба то тянула руки, то удивленно корчила личико, то не обращала внимания и равнодушно пускала слюнявые пузыри.

– Танечка, пора! – напомнила Маша.

– Я помню.

Маша извлекла ребенка с кроватки, быстро и умело раздела, завернула в простынку и передала Тане. При этом приговаривала:

– Ну вот! Покрасовались, и хватит… А теперь, мадемуазель, у вас по расписанию третий завтрак… Ну, хорошо, хорошо: первый полдник!

Таня ушла в свою комнату кормить ребенка. Михаил похвалил Машу:

– Поразительно! Вы так ловко, так уверенно, почти как профессиональная нянька, обращаетесь с ребенком.

– Почему «как»? Я профессиональная нянька.

– Когда же успели? Вам ведь, кажется, лет шестнадцать?

– Зачем такие комплименты? Мне уже почти девятнадцать. Через два месяца.

– И все равно, откуда опыт?

Маша улыбнулась:

– Смеяться не будете?

– Ни в коем случае! Клянусь.

Маша стала рассказывать:

– Еще там, в России, у нас дома жила кошка Маркиза. Так ее звали. Она два раза в год выводила котят. Каждый раз ровно шесть штук. Уничтожать их, топить – на это в нашем доме никто и никогда бы не согласился. И так получилось, что однажды меня обязали их выхаживать и раздавать. На несколько лет это стало моей постоянной обязанностью. Я их выхаживала и за ними ухаживала. Вы будете смеяться: я стирала пеленки, я их пеленала, пела им колыбельные. И потом раздавала. Оказалось, это не так просто. Я научилась сочинять для них привлекательные биографии, привычки. Этот трехцветный задира приносит в дом счастье. А этот толстенький бутуз родился совсем черным. Черных кошек никто не хотел брать. А я придумала, что черные кошки приносят богатство. И проблем не стало. И так семь лет подряд.

Кольцов слушал Машу, и она все больше ему нравилась: сама выглядела эдаким уютным котенком, веселым и своенравным.

– Скучаете по России? – спросил Михаил.

– Как вам сказать…

– Скажите, как думаете.

– Немного скучаю. Но мы теперь обосновались под Лондоном. Кстати, ваш папа иногда у нас бывает. И знаете, чем они там занимаются? Играют в древнюю русскую игру «Городки». Кажется, даже приохотили к ней уже нескольких англичан.

– Тоже останетесь в Англии? – спросил Михаил.

– Как распорядится Господь, – совершенно серьезно ответила Маша. – Если бы была такая возможность, я конечно же хотела жить в России. Представляю себе такой большой дом возле леса. В лесу ягоды, грибы. И я с детьми брожу по лесу, собираем грибы.

– С какими детьми? – удивился Михаил.

– Со своими, конечно. Я давно так задумала: у меня будет шесть детей.

– Почему шесть? – засмеялся Михаил. – Как у кошки Маркизы?

Маша не обиделась, ответила все так же серьезно:

– Не знаю. Может, мне это веление свыше. Мне всегда почему-то нравилось число шесть. Смотрите: шесть – детство, двенадцать – отрочество, восемнадцать – юность. Многое в нашей жизни связано с цифрой шесть.

Почти весь день Михаил провел у Щукиных. Они сообща варили обед. Маша вызвалась слепить настоящие русские пельмени, и часа через полтора они действительно обедали совсем по-русски: ели суп с пельменями.

Михаилу Маша не давала скучать, попросила помогать лепить ей пельмени.

– Но я не умею, – попытался отказаться Михаил.

– Я научу.

Таня раскатывала тесто и бокалом вырезала заготовки, а Маша старательно показывала Михаилу, как надо их лепить. Они у Михаила не сразу стали удаваться, поначалу получилось несколько уродиков.

Маша сказала:

– Этого терпеть больше нельзя. Ставлю на голосование: за каждый испорченный пельмень виновный получает щелчок по лбу. Кто «за»?

Таня и Маша подняли руки.

– Принято большинством. При одном воздержавшемся.

– Откуда у вас такие инквизиторские наклонности? – спросил Михаил.

– Это папины шутки, – пояснила Маша. – Они там у себя в землеуправлении даже серьезные дела так обсуждали. Не со щелчками по лбу, конечно. Но все равно не без шуток.

Весь день прошел весело.

Они потом купали Любу, после чего Таня укатила коляску в свою спальню, и вскоре оттуда послышалась тихая колыбельная про волчка.

– А хотите, я покажу вам Таниного мужа? – таинственным полушепотом спросила вдруг Маша.

– У нее нет мужа, – сказал Михаил.

– Так не бывает. Раз есть ребенок, значит, есть и муж, – искренне и убежденно сказала Маша. – Она даже иногда с ним разговаривает. Достанет портрет, смотрит на него и о чем-то с ним разговаривает. Я как-то сидела в спальне, слышу, Таня с кем-то разговаривает. Я и подсмотрела. Только, чур, это под большим секретом! Согласны?

– Конечно, – кивнул Михаил. – Тем более что это никакая не тайна. Отец малышки – Павел Кольцов. Он был старшим адъютантом у генерала Ковалевского. Тайна в другом: Кольцов был в Париже, и это каким-то способом прошло мимо папы Тани полковника Щукина. Как я понял, он до сих пор не догадывается, кто отец Любы.