Чумной корабль - Джек Дю Брюл Страница 80

— Ради бога, Морис, — решил поддразнить Хуан, — это ведь не настоящий.

— Капитан, я этим занимался, так что, можно сказать, на­стоящий.

— Дай-ка взглянуть.

Морис поставил контейнер на гримировочный столик Ке­вина и отпрянул, явно не желая снимать крышку. Хуан быстро снял ее и тут же отшатнулся.

— О-о-о! Ее непременно нужно было приготовить такой острой?

— Вы попросили меня сымитировать рвотные массы. Я по­дошел к этому как к приготовлению блюда. То есть запах здесь столь же важен, как и внешний вид.

— Вроде пахнет так же, как и та штука из рыбы, которую ты приготовил для Дженнике, — язвительно заметил Майк, вновь плотно прикрывая крышку и ставя контейнер на теле­жку со шваброй.

Морис взглянул на него, как строгий учитель на набедоку­рившего ученика.

— Мистер Троно, если вы не признаете ничего, кроме хлеба и воды, в следующий раз приму во внимание.

— Ну-ну, мне понравилось то блюдо, — явно идя на попят­ный, успокоил его Майк. Все на «Орегоне» принимали угрозы Мориса всерьез. — Так что в ней?

— Основа — гороховый суп, а остальное — коммерческая тайна.

Хуан искоса посмотрел на него.

— Приходилось и раньше этим заниматься?

— Однажды в молодости решил подшутить над Чарльзом Райтом, капитаном эсминца, которому я прислуживал. Он тре­бовал от Блая, чтобы тот вел себя как мать Тереза. Этот педант гордился своим якобы железным желудком, и мы во время ин­спекции вылили часть этой смеси в его персональный гальюн буквально за несколько секунд до того, как туда направился один адмирал — важная шишка в группе инспекторов. На всю оставшуюся службу к Райту прилипла кличка Чаки-блевун.

Все расхохотались. Они никогда не скрывали эмоций, в осо­бенности накануне очередной операции, так что любая возмож­ность выразить их приветствовалась.

— Это, вероятно, все, капитан?

— Да, Морис. Спасибо.

— Рад услужить.

Вежливо склонив голову, стюард вышел, пропустив доктора Хаксли — та шла в «Волшебную лавку».

Мужчины засвистели и завопили. На Хаксли было кричаще­фиолетовое шелковое платье в обтяжку и без бретелек. Волосы вместо надоевшего всем конского хвостика завиты в локоны.

Косметика подчеркивала глаза и рот, заметно омолаживала кожу лица.

— Все для вас здесь, — пояснила она, вручая Кабрильо тон­кую кожаную папку. Он открыл ее, и все увидели три шприца для подкожных инъекций в защитных капсулах. — Введите это в вену, пятнадцать секунд, и баиньки.

— А таблетки? — спросил Хуан.

Доктор Хаксли вытащила стандартную пластмассовую ко­робочку для пилюль, а оттуда две капсулы.

— Если у Аль-Азима проблемы с почками, он загремит в больницу, даже до туалета не добежит.

— Через сколько времени наступает воздействие?

— Десять, возможно, пятнадцать минут.

— Уверена, что ему не вздумается проверить их?

Хаксли закатила глаза. Они уже раза три прикидывали та­кую возможность.

— Таблетки абсолютно неотличимы.

И тут же сунула ему под нос свой паспорт. Поскольку жи­телям Монако посещать казино не дозволялось, на входе про­веряли паспорта.

— У всех есть телефоны? — спросил Хуан.

Чтобы не привлекать внимание радионаушниками и пере­носными радиостанциями, для связи решили использовать обычные сотовые телефоны. Все дружно кивнули.

— Ладно, тогда спускаемся и приступаем к делу.

Выстроенное по проекту Шарля Гарнье, архитектора ле­гендарной Парижской оперы, «Казино де Монте-Карло» пред­ставляло собой не что иное, как храм азартных игр. Все было выдержано в помпезном стиле времен Наполеона III, с велико­лепными фонтанами у входа, двумя внушительными башнями под медными крышами. Изящный атриум украшали двадцать восемь колонн из оникса, мрамора и витражи, которых имелось здесь великое множество — почти в каждом зале или гостиной. Когда прибыл Хуан, у входа выстроились три «Феррари» и па­рочка «Бентли». Понемногу тянулись и гости.

Хуан взглянул на наручные часы. Кериков и Аль-Азим рань­ше десяти не появлялись, так что в его распоряжении оставалось добрых полчаса. Вполне достаточно, чтобы отыскать незаметное место и дождаться их. Аль-Азиму совершенно ни к чему лоб в лоб сталкиваться со своим двойником.

Заверещал телефон.

— Начальник, мы со Ски на месте, — доложил Майк Троно.

— Какие-то проблемы?

— Мы совершенно неотличимы от обслуживающего персо­нала.

— Где вы сейчас?

— Прямо у кухонного подъемника. Тщательно отмываем графины, намеренно облитые оливковым маслом.

— Хорошо, продолжайте в том же духе и ждите моего сиг­нала.

Кабрильо, предъявив паспорт, заплатил плату за вход. Тол­па двигалась вправо, к роскошным игровым залам, а Хуан по­следовал за ней. Он поднялся наверх, к бару, заказал мартини, которое не собирался пить, и занял место в самом тускло осве­щенном уголке бара.

Чуть позже позвонила Хаксли, также доложив о прибытии. Она находилась в «Европейском салоне», главном игровом зале казино.

Коротая время, Хуан ломал голову над тем, каким образом вытащить Макса до того, как остров Эос превратится в груду камня с помощью орбитального баллистического снаряда. Со­мнений в том, что Макса ждет та же участь, что и этот островок, не оставалось: слишком уж велики были ставки. Вероятно, и сам Макс это понимал.

Как ему недоставало низкочастотного оборудования, чтобы связаться с Хэнли, причем именно передатчика, поскольку при­емник у него был. Хуан прогнал в уме с десяток вариантов, од­нако в конце концов от всех пришлось отказаться — они никуда не годились.

— Они здесь, — сообщила Джулия по телефону, когда он уже минут двадцать проторчал в этом баре.

— И продвигаются к столу для игры в «железку».

— Пусть пока усядутся и закажут себе выпивку.

Внизу, в казино, Джулии Хаксли приходилось разрываться между рулеткой и объектами наблюдения. Стопка фишек перед ней довольно быстро убывала, время шло, а Ибн Аль-Азим уже выпивал, наверное, третью по счету порцию чего-то.

У Джулии мелькнула мысль: какая все-таки несуразица — этот человек готов финансировать террористические группы мусульман-фундаменталистов и в то же время вовсю хлещет запрещенный Кораном алкоголь. Она подозревала, что он счи­тал себя такфиром, правоверным мусульманином, убежден­ным исламистом, который имел право и нарушить Коран ради инфильтрации в западное общество. Разумеется, этого вполне можно было добиться всего-навсего европейской одеждой и от­сутствием густой бороды до пупа. А вот питье и распутство во­все не обязательны. Но, похоже, именно они и были его наи­более сильной страстью.