Тайна Нилии - Поль де Ивуа Страница 8

Все произошло именно так, как говорил коридорный: под конец обеда появились на столе две бутылки бургундского, с желтой печатью, и Арман Лаваред сам налил из одной из них в стаканы двух братьев. Те удачно сделали вид, что осушили свои стаканы и затем сыграли свою роль, притворившись усыпленными.

Никто не заподозрил их в обмане, и, когда они, под предлогом сильного утомления, покинули общество, удалившись в свою комнату, французы и их спутницы дали полную волю своему веселью, вполне уверенные, что их хитрость удалась.

Ранним утром, оставив «Яллу» у пристани, решено было отправиться с поездом железной дороги, идущей вдоль правого берега Нила, до станции Филэ-Шеллаль, против священного острова, и, переправившись здесь через рукав Нила, быть на месте свидания, назначенном вождям инсургентов, главою которых должен был сделаться Робер Лаваред.

— Друг мой, — произнес журналист, — ты готовишься вступить в исполнение обязанностей генералиссимуса и, конечно, должен знать, что победа всегда принадлежит свежим силам и бодрым войскам, а потому командуй гасить огни в своем лагере, пора нам всем на боковую!

Все рассмеялись шутке Армана и стали прощаться.

— Кампания наша начинается прекрасно! — сказал на прощание Арман. — Мы сбили со следа англичан, усыпили американцев, теперь нам остается только отобрать пушки и знамена и оттеснить неприятельскую армию в море… сущие пустяки!

Пожав друг другу руки, все весело разошлись по своим комнатам.

Но если бы догадались заглянуть в комнату, занимаемую Джоном и Джеком, то были бы менее спокойны в эту ночь.

Оставшись одни в своей комнате, братья сбросили с себя сонный вид и стали сговариваться относительно того, что им теперь делать.

Джек, после того как французы намеревались сыграть с ним такую шутку, снова почувствовал себя истым англичанином и готов был всячески служить Англии.

— Ты, конечно, заметил, Джек, что окна нашей комнаты выходят на бульвар улицы Нила? — начал Джон. — Следовательно, никто не может выйти из гостиницы, не будучи замечен нами. Итак, учредим очередь, один из нас будет отдыхать, а другой сторожить у окна, а когда они выйдут, мы последуем за ними!

— Прекрасно, но ранним утром на станции, вероятно, будет очень мало народа, и нам трудно будет остаться незамеченными! — отвечал Джек.

— Об этом не беспокойся, — возразил его брат, — мы будем неузнаваемы. Я позабыл тебе сказать, что, по распоряжению Нилии, этой прекрасной женщины, которой я не имею удовольствия знать, нам приготовлены здесь два полных костюма бедуинских шейхов; в таком наряде даже сама матушка не узнала бы нас!

— Ну, так переоденемся в арабскую одежду, да и кинем жребий, кому спать и кому сторожить!

Сказано — сделано.

Спустя четверть часа молодые люди расположились — Джон за занавесью у окна, а Джек в полном наряде шейха на кровати.

В два часа пополуночи Джон разбудил брата, который теперь должен был занять его место у окна.

Взгляд Джека упал на развалины древнего города, на группы колонн и полуразвалившихся арок, помнящих современников фараона Менепты и Моисея. Чем-то таинственным и грандиозным веяло от этого мертвого города, от этой уснувшей вечным сном жизни и цивилизации прежних веков. И в душе молодого человека невольно проснулось чувство сожаления к египтянам, этому угнетаемому англичанами народу, народу с таким великим прошлым; поднялось живое сочувствие к их движению в настоящем, к их стремлению идти священною войной за свою независимость на своих угнетателей. Ему стало горько и обидно, что он должен был попирать своей ногой в самом зародыше этот роскошный и благородный цветок патриотического чувства египтян, помешать ему пышно распуститься и принести желанный плод.

Между тем бледно-алая заря загорелась на горизонте и начала окрашивать розовой дымкой всю окрестность.

Вдруг Джек вздрогнул. На бульваре Нильской улицы из ворот гостиницы показались мужчины и дамы; то были его спутники с «Яллы». Все они посмотрели на окно их комнаты, и Джек заметил, как компания смеялась. Этот смех, точно хлыстом, ударил его по лицу:

— Д-а… они смеются надо мной… Смейтесь же, смейтесь! Хорошо смеется тот, кто смеется последним! — промолвил он и принялся трясти и будить брата.

В одну минуту Джон был уже на ногах; поспешно накинув на плечи бурнусы и спустив на лицо капюшоны, братья вышли на улицу, последовав за французами.