Остров затерянных душ - Джоан Друэтт Страница 8

«То были минуты невероятного волнения», – продолжает Райналь.

Однако крепкий норвежец был умелым пловцом. Он не кинулся очертя голову к берегу, а направился к ближайшему камню и ухватился за него посреди бурлящих вокруг волн. Затем, оценив обстановку, он снова опустился в воду и подплыл к следующему камню. Таким образом, преодолевая ярд за ярдом, от одного камня к другому, он приближался к берегу. С облегчением пассажиры лодки смотрели, как он выбрался из кипящего прибоя на гальку, вскарабкался по крутому склону и привязал конец каната к стволу дерева.

Теперь маленькая шлюпка была надежно поставлена посреди пролива, привязанная одним канатом к останкам шхуны, другим – к берегу, словно бусина на нитке. Затем, как повествует Райналь, очередной трудностью, с которой они столкнулись, стал крутой подъем каната, который связывал их с берегом. Впрочем, эта проблема была решена характерным для моряков способом, а моряки могут перемещаться где угодно, лишь бы имелись две точки фиксации, канат и блок.

«С помощью блока, к которому были привязаны два куска веревки (конец одного был брошен Алику, а другой оставлен в шлюпке), мы сперва отправили нашему товарищу на берег просмоленный брезент. Он закрепил его вокруг дерева в виде палатки и под ним размещал грузы, которые ему передавали».

Затем пришло время проделать тот же путь и самим путешественникам. Будучи слишком слабым, Райналь не мог держаться самостоятельно, поэтому капитан Масгрейв привязал его к своей спине и, ухватившись за блок, прыгнул. То было жуткое испытание для них обоих. Под весом двух мужчин канат настолько погрузился в воду, что Масгрейву, удерживающему отчаянно вцепившегося в него Райналя, пришлось продвигаться вперед, рассекая гребни волн. В нескольких ярдах от берега Масгрейв крикнул, что силы оставили его, и тогда Алик бросился в воду и вытащил обоих на сушу.

За ними последовали Джордж и Энри, и в конце концов все пятеро благополучно собрались на берегу.

«Что касается лодки, – сообщает Райналь, – то мы оставили ее там, где она была, надежно растянутую канатами».

Радуясь возможности укрыться от проливного дождя, они влезли в импровизированную палатку и, тщательно изучив содержимое бочек и мешков, которые с такими трудностями были переправлены Алику на берег, подсчитали наличные припасы.

Среди спасенного груза была бочка примерно с сотней фунтов твердых морских галет. Их как основной продукт питания в плаваниях обычно использовали из расчета полтора фунта в день на человека, так что при экономном расходовании этого хватило бы на целых три недели. В бочонке поменьше оказалось около пятидесяти фунтов муки. Также имелись два жестяных ящика, в одном из них было два фунта чаю, в другом – три фунта кофе. В намокшем пеньковом мешке оказалась дюжина фунтов сахару. Ко всему прочему в их распоряжении было несколько кусков соленого мяса, а также приправы, представленные горчицей и перцем. Шесть фунтов табака из принадлежащего Райналю с Масгрейвом ящика они тут же разделили между всеми.

Это был весь провиант, который им удалось спасти. На борту разбитой шхуны оставалось несколько мешков соли, предназначенной для засолки шкур, сундук Масгрейва с навигационными приборами, картами и сменной одеждой, ларец Райналя с ружьем и секстантом и еще, по словам Райналя, один ларь «с необходимой в хозяйстве утварью, как то тарелки, ножи, вилки».

Вместе со всем этим скарбом, надежно закрепленным на юте, где они пережидали ночь, остался большой железный котел, в котором мужчины планировали перетапливать сало тюленей, поскольку были совершенно уверены в том, что их добудут. Вдобавок к этому там еще была бочка с остатками картофеля и пара тыкв. Однако в тот момент все перечисленное было им недоступно.

Здесь, на берегу, в их распоряжении был только маленький железный чайник, но горячий чай в ту минуту оказался очень кстати. Впрочем, несмотря на то что пресной воды тут имелось в избытке, разжечь огонь у них возможности не было.

«Ни у кого из нас не оказалось ни огнива, ни трутницы, чтобы высечь искру», – засвидетельствовал Райналь.

Неожиданно повар Энри, шаривший по мокрым карманам, издал торжествующий возглас и вынул коробку деревянных спичек с большими головками, какие моряки используют для раскуривания своих трубок на ветру. Они, разумеется, были влажными, однако Джордж бегом отыскал горсть сухого хвороста, и все пятеро сгрудились в тесный кружок, затаив дыхание, пока Энри осторожно скреб головкой спички о терку.

Но вместо того чтобы с шипением ожить огоньком, спичка обсыпалась. Три следующие постигла та же участь, и, совершенно удрученные, они отстранились, решая, не обождать ли до тех пор, пока спички просохнут. Потом Энри попробовал зажечь пятую – и она занялась. Щепку за щепкой они благоговейно скармливали костру, и в конце концов костер разгорелся.

«Ах, как забились наши сердца!» – восклицает Райналь.

Вскипятив чайник, через пятнадцать минут они с наслаждением завтракали горячим чаем и жесткими галетами. Еда пробудила в них новые силы.

«Наша трапеза окончилась, и мои товарищи отправились каждый в своем направлении на поиски пещеры или грота, куда мы смогли бы перенести наши съестные припасы и где сами укрылись бы от дурной погоды», – пишет Райналь.

Но сначала они набрали запас относительно сухих дров, сложив их рядом с французом.

«Не будучи годным ни на что другое по состоянию здоровья, – иронично отмечает он, – я, по крайней мере, мог занять себя в их отсутствие поддержанием костра».

При всей важности этого ответственного поручения ему все же было очень тяжело оставаться одному, имея сравнительно мало работы, пока остальные продирались сквозь заросли кустарника на неисследованной земле. Когда утихли голоса людей, их заместили другие звуки: шипение и удары волн, крики неугомонных птиц, дробь дождевых капель, шелест и треск веток, раскачивающихся на ветру, но за всем этим притаилась гнетущая тишина – потустороннее напоминание о полной оторванности от остального мира, жуткой и непредсказуемой.

Без ободряющих звуков, издаваемых другими людьми, осознание того, что от ближайших обитаемых мест его отделяет целых двести восемьдесят пять миль, производило на Райналя тягостное впечатление, и он, что для него было совершенно нетипично, впал в безысходное отчаяние.

«Можете только представить, какими унылыми раздумьями я был охвачен, оставленный наедине с самим собой», – признается он.

Он размышлял о своей судьбе, об обреченной на неудачу погоне за богатством, которая привела его в столь незавидное положение.

«Я стал думать о своей семье», – вспоминает он.

От родителей его отделяло не только полмира, но и семнадцать лет, прошедших с тех пор, как он виделся с ними в последний раз декабрьским днем 1846 года при расставании в Париже. Вся прошлая жизнь вдруг предстала перед мысленным взором Райналя подобно дороге, со страшной неизбежностью приведшей его к такому кошмарному итогу.

Поиски богатства Франсуа Райналь начал в декабре 1844 года, в возрасте лишь четырнадцати лет, когда его родители лишились всего своего имущества в Муассаке, небольшом городке на юго-западе Франции. Будучи старшим из троих детей, он решил, и весьма неразумно, что на нем лежит обязанность поправить благосостояние своей семьи. Бросив колледж, Франсуа отправился в море, что было с его стороны крайне опрометчивым поступком, поскольку он был слишком молод, чтобы рассчитывать на какой-либо рост по службе, а нажить состояние мореходным делом любому, кто ниже чина помощника капитана, не стоит и надеяться.