Записки кладоискателя - Валерий Иванов-Смоленский Страница 8

Обмениваемся телефонами. Впереди еще полдня, поэтому спрашиваю, где здесь панская усадьба и есть ли поблизости озеро. Нет, не для того, чтобы искупаться. Есть ведь еще версии о том, что Мюрат закопал сокровища возле панской усадьбы и затопил в озере. Хотя я считаю, что усадьбу надо сразу отбросить. Ну, чего ради закапывать свое добро возле чужого дома, да и не сделаешь это незаметно. Едем сначала к усадьбе.

От нее остался только фундамент и небольшие фрагменты стен. Все заросло бурьяном в рост человека. Угадывается планировка усадьбы, остатки сада и даже искусственного канала. Географ подтверждает наличие легенд об оставленных французских кладах, говорит о находках, но неопределенно. Без предварительной подготовки тут делать нечего, хотя любая старинная усадьба объект интересный. Едем к озеру.

Озеро небольшое, овальной формы длиной метров четыреста и шириной в сотню. С западной стороны берег высокий и обрывистый, значит должны быть глубины. Но покажите мне такое озеро, где можно прямо с берега даже рыбу ловить, не говоря уже об опускании в него клада. Значит необходимо плавсредство или…

Вспоминаем вновь мемуары Дениса Давыдова «…Переправа совершилась по тонкому льду…. Около сего времени, морозы, после несколькодневной оттепели, усилились и постоянно продолжались. 20-го (ноября, авт.) я получил повеление, оставя погоню, идти прямо на Ковну…». Напомню, предположительно в ночь на 18 ноября Мюрат находился в имении Селище. Озеро было уже сковано льдом. А ведь это вариант. Никаких особых трудов, сделал прорубь и опускай туда, что хочешь. Прорубь замерзает, пошел снежок и никаких следов. Большую яму выкопать труднее, почва уже подмерзшая, следы остаются, да и лишнюю землю надо куда-то еще девать. Вы пробовали выкопать ямку, положить туда что-то и закопать? Как ни трамбуй, остается лишняя земля.

Берем это место на заметку. Но подводные изыскания очень дороги. Опыта у нас нет. Однажды мы со Стариком принимали участие в экспедиции по обшариванию вод, а точнее дна, озера Мядель у острова Замок. На острове в 11–14 веках был замок, разрушенный в 1324 году Тевтонским орденом. Кстати на озере всего восемь островов и все интересные. Так вот, нашли тогда останки польского аэроплана, несколько затопленных лодок, пару проржавевших стальных бочек, металлические ворота, немецкую пишущую машинку и прочую дребедень, под определение «сокровища» никак не подходившую. Но это уже другая история.

Прощаемся с географом. До вечера еще далеко. Показываю Старику на перечень других привлекательных объектов. Ближе всех, да, наверное, и любопытнее, Святой Камень.

Итак, Святой Камень. Что про него у меня есть? Читаю в походном блокноте. Находится в полуторах километрах на северо-запад от деревни Краменец на высокой горе. Культовый. С древних времен являлся предметом поклонения. Д. Краменец основана в 16 веке, 106 дворов, церковь 1779 года, на западной окраине селище раннего феодализма. В 19-ом веке — ярмарки. Все ясно, поехали.

Ну, и каменюка, однако! Как его занесло на вершину горы, да еще так ровненько. Понятно, ледник. Но камень красив, — светло-серого цвета с коричневыми и белыми крапинками и с красноватыми разводами. Рядом с ним чувствуешь какое-то, возвышение духа, что ли. И прикосновение к загадкам мироздания. Обмеряем шагами, хотя есть и рулетка. Примерно четыре на три с половиной метра в поперечнике и в высоту почти два метра.

Для начала прозваниваем прибором сам камень. Слегка фонит, ну это обычное явление. Камень лежит на почти ровной плоской и округлой площадке точно посередине. Начинаем ее исследование. Легкий электронный звон у подножия камня. Старик водит прибором в полуметре рядом, чисто. Я расстилаю на этом месте кусок целлофана, втыкаю лопату в почву, где звенело, глубиной в штык, сбрасываю землю на целлофан и лопату отставляю далеко в сторону, иначе детектор будет на нее реагировать. Старик подносит тарелку прибора к земле на целлофане. Звенит, значит, металлический предмет здесь. Пластмассовым совком поддеваю примерно половину земли, приподнимаю. Старик подносит тарелку к земле в совке, звона нет, следовательно, предмет остался в другой кучке. Цепляю совком опять половинную порцию оставшейся земли. Старик подносит к ней прибор. Детектор издает легкую трель. Есть. Сбрасываю всю землю с целлофана и кладу на него землю из совка. Ее уже немного — пара горстей. Разравниваю землю руками, ищу. Ничего нет. Старик снова подносит тарелку к разровненной земле. Звенит. Что за чудеса?

Я так подробно описываю этот процесс, чтобы и несведущий читатель понял и по-своему оценил методику поиска.

Делю кучку еще на две части. Одна из них звенит. Буквально перетираю землю между пальцев. Вот она. Малюсенькая монетка, скрывавшаяся в отвердевшем кусочке земли. Поливая водой, осторожно оттираю налипшую землю. Готово. У меня на ладони медная монетка, на одной стороне которой изображен мужской профиль, а на другой распустивший крылья орел. Не надо разбирать и еле видные надписи. Монета знакомая. Это «боратинка».

Она названа именем своего создателя, итальянца Буроттини (Боратини), который «спасал» в XVII веке экономику Речи Посполитой, попросту Польского королевства. И доспасался до того, что экономика рухнула окончательно, а польский король Ян Казимир отрекся от престола. Не помню точно, в чем заключался план спасения, но монетки эти обесценились почти до нуля. И в великом множестве лежат в землях современной Беларуси. Вероятно, по причине малоценности, в кладах я ее не встречал. Помнится, курс одного золотого дуката равнялся почти четырем тысячам медных солидов, так официально называлась «боратинка».

Сам же Буроттини, получив разрешение короля открыть монетный двор и чеканить монету, наверняка, нагрел на этом руки. Судьбы его не помню, то ли повесили, то ли сбежал. А монетки, созданные им, имели хождение еще несколько десятков лет и изрядно засорили нашу землю.

Продолжая поиски возле Святого Камня, мы нашли больше трех десятков «боратинок». Скорее всего, крестьяне приносили их сюда в качестве пожертвования культовому камню, о чем-то прося при этом небеса. Кроме солидов были найдены три монетки «грош», на одном четко виден год 1754 и две монетки по копейке периода русского самодержца Николая I, о чем свидетельствовал его вензель.

Нашей добычей также стали два медных крестика, оловянное колечко, фигурка птицы, похожей на сову, из непонятного металла и проржавевшая металлическая рамка, возможно остатки иконки.

И ни одной бутылочной пробки. Это говорило об уважении выпивох к местной святыне. Обычно, на любом холме этого «добра» немеряно, что крайне затрудняет поиски. Наш народ предпочитает «употреблять» на всякого рода возвышенностях, озирая окрестности. Возможно, при этом наличествует синдром, оставшийся от попыток введения у нас сухого закона, когда всякого пьющего в месте, отдаленно напоминающем общественное, немедля волокли в кутузку. А с высоты можно своевременно заметить коварного участкового. Мало, что конфискуют спиртное и составят протокол, но утром еще и очнешься в месте, где окошко в крупную клеточку, а опохмелиться, хотя бы пивом, совершенно невозможно. И слабым утешением будут слова одной из популярных песен Владимира Высоцкого: «Настанет утро, — не петух прокукарекал. Сержант разбудит. Как человека». Вот и вырабатывается соответствующий рефлекс.