Пират Ее Величества - Николай Курочкин-Креве Страница 79

Рядом с Фрэнсисом Дрейком на площадке уместились, прижавшись друг к другу потеснее, еще четверо, и в их числе — Оксенхэм и Федька. Сердце у каждого билось учащенно и неровно — и это вовсе не оттого, что лезть высоко пришлось. Оттого, что они были первыми англичанами (и даже более того: первыми некатоликами из европейцев), кто своими глазами видел Великий — или Тихий, или Южный — океан! «Испанское озеро», как изволили называть его Католические Величества в официальных документах…

Дрейк простоял минут пять молча, положив руки на плечи товарищей и вдыхая свежий ветер, от которого они в лесу отвыкли, — дерево раскачивалось и было похоже, что ты взобрался на грота-марс родного корабля. Потом глубоко вздохнул и хриплым от волнения голосом поклялся:

— Если Господь всемогущий продлит мои дни — настанет и такой час, когда я на корабле под британским флагом пройду по этому великому морю!

Первым откликнулся Джон Оксенхэм:

— Если ты, капитан Дрейк, не прогонишь меня — я последую за тобой, во славу Божию!

Остальные хором присоединились к нему. И надобно сказать, что эта четверка действительно первыми из англичан прошла по Великому, или Тихому, или Южному, океану. Почему я сказал «четверка», если на площадке, потряхиваемой ленивым норд-остом, стояли пятеро? Не обсчитался ли? Увы, нет. Но случилось так, что Джон Оксенхэм, плававший в водах Великого океана раньше всех остальных, ко дню, когда они вошли в этот океан, уже сидел в тюрьме инквизиции в «Великом городе королей».

…После привала отряд продолжил путь. В лесу было безлюдно и… шумно! Громогласно квакали лягушки, трещали цикады, пели птицы… То и дело чертыхались матросы: то лиана больно хлестанула плетью по глазам, то темнолистый куст обжег пуще крапивы, то шипики — те самые, что симарруны используют вместо гвоздей, а то нежные на вид, дрожащие колючки, обламывающиеся, едва кончик в кожу воткнется… А то сплошным ковром по земле рассыпаны остроугольные орешки, навроде российских чилимов. То есть все время опасности, и на миг безнаказанно расслабиться невозможно. Ведь еще пиявки, пауки, москиты, скорпионы всяческие. И еще змеи, крокодилы, ягуары…

Вокруг и красиво, и диковинно, и плодов вкуснейших полно — побольше, чем кислых ягодок в российском бору. Но брести, думая о чем-то таком, о чем только в тихом лесу и подумаешь, здесь нельзя. Здесь земля — и та, кажется, живая!

Ну вот, вышли, кажется, на поляну… Нет, на опушку… И тоже нет! Пройдя часа полтора по очень красивой открытой местности, англичане догадались, наконец, что лес остался позади, и они уже идут по саванне!

Густая трава местами в рост человека, а местами и намного выше. Тут и там какие-то странно коренастые для диких копытных рогатые животные… Господи, да это же… Ну да, коровы! Низкорослые, черные, кривоногие. Пастухов при них видно не было.

Англичане без команды остановились. Матросы (больше половины их — крестьянские дети) соскучились по скоту, по травке, по простой сельской жизни… «Глянь, Джейк, какая сочная! Прямо как у нас, в Торки!» — «Уж у вас в Торки трава известно какая: верещатники одни, где пустошь, а где просто голые камни. Это скорее смахивает на Эксмурские торфяные болота в начале июня». — «Да ну вас, парни! Нигде в Англии и близко нет ничего похожего на эту роскошь. Нет и никогда не было. Вы приглядитесь получше, ребятки! Приглядитесь: трава отрастает быстрее, чем скот ее поедает! Такое разве что в стране Кокейн бывало!» — «У-у-у! Лопни мои глаза — ведь Фрэд верно заметил! Про такое я если б от кого услыхал — нипочем бы не поверил!»

И тут зоркий глаз Джона Оксенхэма узрел нечто…

— Эй, все тихо! Что там на зюйд-осте белеет? Э-э, вот то-то! Тихо, я сказал!

Все англичане поворотились в одну сторону и затихали один за одним, разглядевши то, что первым увидел мистер Оксенхэм: из-за поросшего травой бугра торчал белый шпиль католической церкви.

— Ох ты, до Панамы дошли! — шепотом вскрикнул кто-то.

— Ну, положим, это навряд ли Панама, а всего-навсего Вента-Крус. Но подтянитесь, джентльмены: враг может оказаться слишком близко!

14 февраля 1573 года один из симаррунов, тезка дарьенского короля, Педро Баланте, вызвался сходить в город на разведку. Дрейк воспротивился было:

— Это опасно. Тебя схватят. Погибнешь.

— Не так уж опасно, капитан. В городе полно цветных. Испанцы нас плохо различают, особенно в сумерках. А нарываться я не стану. Лучше стану за сто шагов перед каждым белым шляпу снимать, чем дожидаться, пока меня за гордость не подведут к фонарю и не начнут разглядывать в упор: чей негр и почему так плохо себя ведет.

— Какую еще шляпу? Ты же всю дорогу с непокрытой башкою шел! — не понял Дрейк.

— Так это потому, что среди своих. А в городе цветной человек должен всегда быть в шляпе — чтоб было что снять перед белым. А уж я сумею снять ее так, чтобы даже пристальным взглядом лица моего не разглядеть.

— Каким это образом?

— Да вот таким! — и, хитро ухмыльнувшись, Педро схватил с чьей-то ближайшей головы шляпу, нахлобучил ее на голову, сдвинув так, что пол-лица было в тени, тут же сорвал ее с головы торопливо и как бы даже всполошенно и низко поклонился, шляпой подметая землю у ног. И действительно: пока Педро Баланте был в шляпе, видно было едва пол-лица его, но как он шляпу снял (или, точнее, сорвал) с головы, никто не видел его лица…

— Пожалуй, ты справишься с задачей и вернешься целым, — сказал Дрейк. — Иди. И возвращайся!

И Педро Баланте крупными шагами ушел на юго-восток, к городу и к Тихому океану… Это произошло за час до наступления темноты. Назавтра через час после наступления темноты разведчик вернулся довольный. Ему повезло: он почти сразу натолкнулся на людей одного с ним племени, и они помогли не только разузнать все, что ему нужно было, но еще и съездить в Панаму и обратно в качестве младшего погонщика мулов.

7

Обыкновенно караваны с сокровищами выходили из Панамы в сторону Номбре-де-Дьоса в вечерних сумерках. Делалось это для того, чтобы путь до укрепленного поселения Вента-Крус, проходящий по открытой местности, миновать за ночь. Дальнейший путь от Вента-Крус до Атлантического побережья совершался днем либо под покровом густого леса, либо по реке.

Так вот, караван выйдет из Панамы сегодня ночью — и возглавит его лично его превосходительство казначей столицы вице-королевства Перу — Лимы. С ним будут следовать его жена и дочь, отъезжающие домой, в Испанию. Состав каравана — четырнадцать мулов. Восемь из них будут нагружены золотом и драгоценными каменьями, а остальные шесть — личным багажом его высокопревосходительства.

За этим караваном последуют с интервалом в час или менее еще два, в общей сложности из пятидесяти мулов. Один будет везти провиант и серебро, а другой — основную часть сокровищ.

— И сокровища повезет, разумеется, средний караван?

— Нет, капитан. Порядок меняется: главный караван идет в один год первым, в другой — третьим, в третий — вторым. Но хитрость в том, что порядок следования меняют вовсе не ежегодно! Иногда три года подряд главный идет первым, иногда два. Кто не знает заранее — нипочем не угадает!