Мертвые сраму не имут - Игорь Болгарин Страница 78

– В этом трудно тебя упрекнуть, – сказал Котляревский. – Но все же, может, прежде чем дрова ломать, встретился бы с главнокомандующим? Нашли бы, как исправить ситуации. Может, частично их в Галлиполи переселили бы?

– Встречався. Там, в Константинополи. Вы тода в госпитали лежалы.

– Ну, и что?

– Поговорили! Еще как! Чуть до матюков дело не дошло. Я ему про тож самое: голодають солдаты, помалу вымирають. А он мне: солдат должен все невзгоды стойко переносить. Якое там стойко? Оны вже стоять не могуть, ноги не держать. Говорять мне: батько атаман, спасай – вымираем. А я им шо должен сказать? Про стойкость?

– Я тебе скажу, в чем ты не прав, Вячеслав Михайлович, – Котляревский разговаривал с Науменко тихо и неторопливо. Он понял, что Науменко болезненно самолюбив и криком у него ничего не добьешься. Тем более что дело уже сделано: частично своих кубанцев, недолго размышляя и ни с кем не советуясь, он вывез в Словению, а уже там они демобилизовались, получили статус беженцев и ждали ближайшей оказии, чтобы покинуть Словению. – Если бы ты не на басах поговорил с главнокомандующим, нашли бы способ, как вызволить твоих кубанцев из беды.

– А донцов? А терских?

– Я это и предполагаю: всех, кто размещен на Лемносе. А ты, ни с кем не посоветовавшись, стал самостоятельно заботиться о своих. Но ведь это армия, боевая единица. А ты стал от нее отщипывать. С этого и пошло: посыпалась армия. Многие стали уходить в беженцы. А ведь их можно было удержать, сохранить армию в целостности. И тот же вопрос с продовольствием. Поверь, власть пока у Врангеля в руках, он все еще крепко ее держит. Мог бы…

– Не мог! – даже еще не зная, о чем дальше скажет Котляревский, он стукнул кулаком по столу так, что стоящий возле него бокал покатился по столу и со звоном упал на пол. Но Науменко вроде даже не заметил этого, продолжил: – Ничего Врангель уже не может! Упустил власть!

После чего Науменко снова прошел к буфету, достал оттуда пивную кружку и еще две бутылки вина. Поставил перед собой кружку, налил до краев. Гостям тоже наполнил бокалы. Указав взглядом на кружку, объяснил:

– Лекарствие од нервов. А из бокалов, то кошача доза! – после чего он влил в себя вино из кружки и довольно сердито спросил у Котляревского:

– Ну, и чим бы Врангель мог мне допомогты? Я ж хитрый, я все выясныв. Галлиполийцев французы тоже с продовольствием крепко пощипалы. Не так, конечно, як на Лемноси, но тоже. От я и приняв самосотятельне решение. Бо надеяться, як я поняв, уже не на кого.

– Ну, и что дальше? – спросил Котляревский. Он понял, что Науменко закусил удила и его уже не остановить.

– Шо дальше? Объясняю. Для тебя, Николай Михайлович, и от для полковника, для вас Россия – скорей всего, географическе понятие. Вы за власть боретесь. Не получиться, разбежитесь по разным концам свету. Не знаю, куда вы, Николай Михайлович, отправитесь, а от полковник – в Англию. Уваровы уже годов пять, як Россию покинули, там ихний дом и там ихня родина. А для меня родина – Кубань, там вся моя семья, если большевики ее не сничтожили, там все мои друзья и все мои враги. А как же! Без них тоже жить нельзя, сразу жиром заплывашь. Там люди, якых я понимаю: гречкосеи, когдась не только всю Россию хлебом кормили. З имы я тыщи верст пройшов, в дождь, в люту стужу и в жарюку под сорок. Все вытерпилы, все вынеслы. И меня з собою. А если их тут повыбьють, чи голодом заморять – обезлюдние Кубань, кончиться. Займуть ее кацапы. Россия будет, а Кубани не стане. А мени на Кубань надо. От и посоветуй мне своей светлой головой, як мне поступить? Россию спасать, чи Кубань. По-моему, пущай каждый про свою малу родину заботится.

– Ну, и как же ты будешь Кубань спасать, если Россия сгинет? – спросил Котляревский.

– А очень просто. Вчера договорывся з Лигой Наций, вывезу пока три тысячи кубанцев в Батум, оттудова через Грузию в Баку. Поработають на нефтепромыслах, отхарчатся. Азербайжанци обещають мяса и хлеба вволю, ще й зарплату, и всяки разни други блага. Может, не сбрешуть. А вже опосля, когда все полностью закончится, собремся все вмести, и кацапы, и хохлы, кубанци и донци, и други разни народы, погутарим и определим, як нам сообща жить. Поглядим, шо у большевиков получиться. Може, и з имы поладим?

– Хорошая программа, – жестко похвалил Котляревский Науменко. – Кубань, я так понимаю, спасете. А Россию кто спасать будет? Ты своих вон на нефтепромыслы вывозишь. Остальные тоже по норам разбегутся. И в каком море, на каких островах тогда твоя Кубань окажется? Под чьей крышей всех соберешь?

Науменко ответил не сразу. Он налил себе в кружку, посмотрел на бокалы гостей.

– Чего не пъете? Настроение вам спорыв? Не берить в голову. То я немного придуриваюсь, – и, после того как осушил свое вино, сказал: – Я так думаю, вы не сами по себе сюды приехалы, Врангель послав. Так?

– Ну так, – согласился Котляревский. – Что ему передать?

– Передайте Петру Николаевичу привет. Пущай не сомневается, як только он тронется в поход, и мы будем тут как тут, поддержим всеми силами. От Баку до Одессы чи там до Севастополя рукой подать. Сразу явымся, не подведем.

На протяжении всего этого разговора Уваров не проронил ни слова. Понял: ему вступать в их разговор не следует. Науменко откровенно игнорировал его, не смотрел в его сторону, общался только с Котляревским. Человек резкий и самолюбивый, он ждал хотя бы одной фразы Уварова, чтобы осадить его, поставить на место. И не дождался. Тем более с самого начала было ясно, что он уже принял решения и не отступится от них.

Котляревский встал, чтобы попрощаться. Уваров поднялся следом.

– Шо, уходите? Не понравились вам мои речи?

– Нет, почему же! – возразил Котляревский. – Во всяком случае, лучше честно все сказать, чем врать или ходить вокруг да около.

– От за это давайте и выпьем! – поднялся и Науменко. – Не положено оставлять в бокалах вино. Говорять, это хозяину на слезы.

Котляревский переглянулся с Уваровым, но поднял бокал. Чокнулись, выпили стоя.

– И пущай Петр Николаевич не сомневается. Науменко – кремень. Сказал: не подведу, значит, не подведу.

– Уже подвел, – сказал ему на прощание Котляревский. – Но не будем начинать сначала.

– Заходите ще! – вслед уходящим по коридору гостям крикнул Науменко. – Посидим, погутарим! Жалко токо, шо вы не пьющи! Но это дело наживное!

Они вернулись к себе в номер.

– Что скажете, Николай Михайлович? – спросил Уваров.

– Ничего хорошего не скажу. Надежда только на то, что не все в Российской армии такие, как Науменко, – ответил Котляревский. – Хотя, вероятно, и таких уже немало.

Они уселись на свои кровати. Уваров вспомнил о копии письма Бриана, которую дал ему Щукин.

– Скажите, вам Маклаков показывал телеграмму Бриана комиссару Пеллё?

– Пересказал.

– Можете прочитать, – Уваров протянул Котляревскому листы.